Для этого в творчестве должен непременно присутствовать критический подход. Ничего творческого нет в идее, высказанной в ходе «мозгового штурма» (brainstorming), брошенной небрежно — была не была! — и с восторгом подхваченной остальными, за неимением лучшего. Чтобы сделаться творчеством, идее надлежит быть взвешенной, продуманной, а также воспроизводимой, по крайней мере — воспроизводимы должны быть все виды технического новаторства.

Интеллигентская функция выражается, подытожим, как в новаторстве, так и в критическом отношении к существующему знанию или существующему обычаю, а в особенности — в критическом отношении к собственному высказыванию. Поэтому не является творчеством сочинение поэта, не ведающего, какие готовые общие места он перепевает. И в то же время очень даже творческую работу проделывает историк-ревизионист, наново прочитывая давно известный документ. Творчески работает и литературный критик, и даже простой учитель литературы, не пишущий собственных работ, но предлагающий читать совершенно в новом ключе произведения, сочиненные не им, а теми, кто работал прежде него или вместо него: через это новаторское чтение он выражает собственный поэтический подход. А наш коллега университетский профессор, но и уныло бубнящий тексты учебников, заученные для экзаменов в молодости, и воспрещающий студентам отступать от этих текстов, не может быть назван новатором и интеллигентскую функцию не выполняет.

Мое определение не исключает тех новых идей, которые рассчитывались «на длинную дистанцию» и до поры до времени считались истинными и качественными, но именно от длительности пробега в конце концов обнаруживали свою ошибочность — я имею в виду, скажем, астрономию Птолемея или Тихо Браге. Я вижу творческое начало и в гипотезах, оказывающихся ложными, но перед тем успевающих помочь нам в существовании. К сожалению, в эту категорию я должен поневоле впустить и все сумасшедшие теории. В этом повинны те культуры, которые много веков почитали юродивых носителями высшей истины. И все-таки творческое начало интеллигентской функции определяется, в конечном счете, проверкой на «приемлемость»/«непри-емлемость». Можно было бы сказать, что Гитлер проводил интеллектуальную работу, сочиняя «Майн Кампф», потому что неоспоримо, что есть нечто кошмарно-креативное в гитлеровской идее нового миропорядка; в этом смысле креативен сон разума, порождающий чудовищ. Понимая неизбежность подобных возражений, я хочу напомнить, что в моем определении интеллигентской функции заложено, конечно, новаторство, но — в обязательном сочетании с критикой и самокритикой. Гитлер, в итоге, не креативен: он не продемонстрировал способности к самокритике.

Поэтому даже при умственном характере труда не выполняет интеллигентскую функцию тот, кто официально и по заслугам назначается рупором идей своей группы. Не является интеллигентом ни высокопрофессиональный партиец, ни высококвалифицированный рекламщик Ни один работник политической пропаганды не решится сказать о своей партии, что она не дотянула до идеала, и ни один рекламщик не отважится признать, что его порошок стирает хуже конкурентского. Рекламщики не самокритичны. Но мы, пусть порошок и хуже, восхищаемся рекламным слоганом: хоть лжив, да остроумен. По эстетическим причинам, забавное вранье имеет право на существование.

Полагаю, что указанная дистинкция между умственным трудом и исполнением интеллигентской функции структурно соответствует противопоставлению в работах Боббио «политики культуры» и «культурной политики». Боббио описал это противостояние в одном очерке 1952 года: «Политика культуры, в качестве политики людей культуры, направленная на защиту условий существования и развития культуры, противопоставляется культурной политике, то есть регулированию культуры политиками» (там же, с.