Чем так сидеть, можно к запасам ещё чего-нибудь прибавить.
Ему сразу повезло: подобрал четыре крупных чудесных ореха. Два за щеками, один на языке и один в зубах — больше, как ни старался, захватить не удалось.
Он выглянул из-за кустика и весь так и распушился от злости. Подумайте: у входа в норку, в его норку, сидит белка. Засунула любопытный нос и спокойно, по-хозяйски, вынюхивает, что там спрятано вкусного.
Бурундук быстро присел на задние лапки. Кулачками стиснул щёки, вытолкнул драгоценные орехи, чтобы не мешали драться.
Орехи покатились по земле в разные стороны. Белка вытащила нос из норки, и тут бурундук налетел на неё. Он вопил, цыкал и свистел в ярости так отчаянно, что белка даже смутилась немного и попятилась. Бурундук не зевал: проскочил в нору и быстро повернулся в ней. Теперь вход загораживала его оскаленная мордочка. Белка рассчитывала своровать кое-что втихомолку, а драться с хозяином, не собиралась. Хоть ростом он от неё и отстал, и мордочка маленькая, но зубы-то… Она ещё попятилась, повернулась и вдруг заметила три орешка, подкатившиеся к самой норе. Что же? И это годится! Белка схватила орехи и в два прыжка оказалась на ёлке. Бурундук сердито поцыкал ей вслед, — уноси, мол, ноги подальше, — осторожно вылез из норки и осмотрелся.
Хорошо, что она припасов на песке у ручья не заметила. А вот четвёртый орех. Хоть он не достался нахалке. Бурундук, очень довольный, подобрал его, тут же разгрыз и съел, держа в передних лапках, как белка. Ведь воровка приходится ему близкой роднёй. Что ж, родичи тоже бывают разные…
Орех был такой вкусный, что бурундук совсем было утешился и успокоился, принялся опять чистить и разглаживать блестящую шёрстку. Но вдруг поднялся на задние лапки, прислушался и тихо свистнул, точно сам себя спрашивал: что это такое? Чёрные глазки его так и загорелись: ведь бурундук — самая любопытная зверушка на свете. Он даже о своих запасах забыл.
Вот рыженький его хвостик мелькнул, в траве. Бурундук метнулся на соседнюю высокую ёлку. Обежал вокруг ствола, выглянул из-за него… Вот так штука! На поляне стоит пень, старый и очень знакомый. А вот на пне — кто-то совсем незнакомый. И не шевелится, будто не живой.
У бурундука даже зубки заныли от любопытства. Он присел на ветке и передними лапками почистил их, как делают его родственники — крысы, когда волнуются.
Рыженький зверёк быстро сбежал с ёлки вниз головой. Потихоньку подобрался к самому пню. Не шевелится!. Может, и правда не живой?
Чёрные глазки-бусинки так и бегали, пока чёрный носик старательно обнюхивал высокий сапог. Пахнет странно, но не страшно. Скок! Одним прыжком бурундук оказался на колене незнакомца, стал на дыбки, лапками потрогал блестящую пуговицу на гимнастёрке, попробовал куснуть её — не поддаётся. И тут чёрные глазки встретились с голубыми, которые весело наблюдали за проделками зверька. А, так оно живое! Обман!
Бурундук с визгом свалился на землю, стрелой взметнулся на высокую ёлку и яростно принялся оттуда браниться. Он прятался за ствол, опять выглядывал, свистел и цыкал на все лады и так распушился от злости, что сделался чуть не вдвое больше ростом. Но вдруг остановился поражённый: «А это что такое?»
Бурундук был совсем молоденький: родился прошлой весной. Он никогда не слышал, как люди смеются и потому испугался ещё сильнее. Он свалился в траву, молнией взлетел обратно на ёлку и опять принялся браниться, сколько хватало сил. Однако лесник дед Максим его нисколечко не испугался. Посмеялся, встал, сказал весело:
— Прощай, малышок, не расстраивайся! — и пошёл по тропинке к дому.
Бурундуку очень хотелось запрыгать по деревьям ему вслед. Разузнать, куда этот незнакомый пойдёт? Так бурундуки часто делают. Да вспомнил про белку и живо назад к своим запасам кинулся: не доглядишь — и последнее разворуют. |