— На помойку! — взвизгнула Марья Афанасьевна.
Игорёк быстро оглянулся на тётю Зину. Её он побаивался больше других.
— Крысы её обидели. Детей съели! А она… вот мать-то настоящая! Дитя их своим молоком кормит. Только троньте! Посмейте!
Игорёк перевёл дух и нерешительно взял тётю Зину за руку.
— Спасибо, тётя Зина, — проговорил он. — Я вам за это бабочку подарю. Живую, которая у меня в коробке. Она вам может даже очень много червяков народить, и все они будут ваши.
— Спасибо, Игорёк, только я этих, как их, бабочкиных детей, воспитывать не умею. Пускай уж они лучше у тебя останутся, — отказалась тётя Зина.
Игорёк был этим очень доволен: нелегко ведь отдавать бабочку и всех её будущих детей в придачу.
Ящик опять осторожно задвинули, и все ушли из комнаты. Игорёк один остался сидеть на коврике около кровати. Каждую минуту он осторожно поднимал край одеяла и спрашивал:
— Тяпочка, тебе, может быть, темно? Тяпочка, тебе дать молочка?
— Фр, не мешай, — сердилась Тяпка и блестела из ящика жёлтым глазом. А потом поворачивалась к крысёнку и договаривала совсем другим, нежным голосом: — Мурр, мурр.
Это, наверно, значило:
— Спи спокойно, сыночек.
Выпить молока она всё-таки согласилась и после этого перестала на Игорька фыркать, а только прижимала уши и старалась закрыть крысёнка лапкой или подбородком.
Папа вернулся с работы, выслушал удивительный рассказ и засмеялся.
— А что если Тяпка к нам всех крысят из подвала перетаскает? — спросил он. — Надо другой ящик заказывать? Побольше?
Игорёк испуганно отскочил от кровати и схватил отца за руку.
— Папочка, — зашептал он, — не говори так громко, что он — крыс, а то Тяпка услышит и любить его не станет. Пускай она лучше думает, что это — её дети.
Что Тяпка думала — неизвестно, но она оказалась очень нежной матерью. Молока у неё на одного детёныша было предостаточно, и крысёнок рос как на дрожжах. Тяпка даже на охоту в подвал ходить перестала и всё своё время проводила с приёмышем. Его голая кожица быстро покрылась мягкой как бархат бурой шёрсткой, а на груди, к общему удивлению, появилось большое белое пятно.
— Это очень красиво, — говорил Игорёк. — Тяпка его потому себе в дети выбрала, что он особенный, с галстуком.
Огорчал Игорька только голый хвост крысёнка: как бы Тяпка по хвосту не сообразила, кого она усыновила. И правда, Тяпка нежно вылизывала крысёнка, но, дойдя до хвоста, всегда останавливалась и смотрела на него с недоумением. Однако стоило крысёнку пискнуть, и она сразу отвечала ему, тихо и ласково, как самая нежная мать, и тут уж заодно вылизывала и противный голый хвост.
Теперь маме с трудом удавалось отправлять Игорька в детский сад, и там он не мог дождаться, пока его опять заберут домой. Все дети этого ждали. Каждый хотел полюбоваться на удивительного Тяпкиного воспитанника.
Игорёк каждое утро являлся в садик с новыми о нём рассказами. Расстёгивал шубу и, снимая калоши, уже начинал:
— А сегодня Тяпочка ему сказала «мурр», а он ей «пип-пиип».
— Пиип, — восхищённо повторяли дети. — А как его зовут, этого пипа?
— Как зовут?.. Пип, вот как, — ответил Игорёк и даже сам удивился.
Так крысёнку само собой нашлось настоящее имя, и всем оно понравилось.
Иногда к концу дня в раздевалке садика закипала ссора, а то и драка.
— Ты чего? Опять хочешь идти на Пипа смотреть? Нет, я пойду и Славик. А ты вчера смотрел, ещё сказал — какой у него хвост длинный…
Пришлось установить очередь: каждый день по паре посетителей. |