— И удивляться нечему, — говорила Марья Афанасьевна. — Просто крысища ваша хитрющая, уж она Тяпке на зубок не попадётся.
— Зачем про Тяпку такое говорить, — сердилась тётя Зина. — Она хоть и кошка, а сердце у неё материнское, никогда она своего воспитанника не обидит, хоть бы он сам ей в зубы давался.
И Игорёк тоже твёрдо верил, что тётя Зина права.
— Восемь! — простуженным голосом отсчитали часы и замолчали.
С последним их ударом умолк и колокольчик. Но Витюк, держа его у самого уха и наклонив голову, долго ещё прислушивался к замиравшему в бронзовой чашечке звуку, и серые глаза светились мягко и сосредоточенно. Мальчик вздохнул и осторожно поставил колокольчик на полочку под часами.
— Блякал. Лаботай! (Брякал. Работай!) — деловито проговорил он, обращаясь к входившему в контору бухгалтеру. Ещё раз взглянув на колокольчик, словно прощаясь с ним до следующего раза, повернулся и направился к двери.
— Молодец ты у нас, брат-сват! — весело сказал бухгалтер Андрей Иванович, подходя к столу и опускаясь на тяжёлый стул, видимо, работы домашнего плотника. Правой рукой он поднёс к глазам старинные очки в серебряной оправе, левой — старательно замотал вокруг уха тесёмку вместо недостающего заушника.
При этом ухо даже несколько свернулось в трубочку, но это ему, видимо, не мешало. Усаживаясь на стуле поудобнее Андрей Иванович одновременно придвинул к себе большие счёты и сразу так ловко и быстро защёлкал костяшками, что Витюк остановился и с завистью на них покосился. Но тут же точно вспомнив о неотложном деле, опять повернулся к двери.
— На речку и думать не смей! — высунулась из соседней комнаты женщина с тряпкой в руке и тут же скрылась. Надо было торопиться с уборкой, скоро придут заведующий и остальные. Витюк только тряхнул головой, решительно шагнул через порог и исчез.
Дарья мыла полы, стирала мешки для зёрна, ходила на почту. А Витюк жил и действовал всюду: в конторе, на дворе и складах пшеницы и овса. Ему всё было интересно, обо всем было нужно узнать. Но при этом он ухитрялся никому не мешать и не досаждать.
— А, Витюк! — весело говорил заведующий складом Степаныч. — Зерно, значит, принимать со мной будешь?
— Буду, — доверчиво соглашался Витюк и усаживался на чурбачок, специально для него приготовленный Степанычем.
Жизнь на пункте шла тихая, и Витюка все любили, но как-то так случалось, что он то и дело попадал из одной беды в другую.
Раз утром заведующий пунктом, войдя в контору, достал из большого портфеля хорошенькую игрушечную тележку.
— Где Витюк? — спросил он и поставил тележку на пол. — А, вот и ты! Бери. Телега есть, а лошадку по ней после подберём.
— Спасибо, — вежливо ответил Витюк. Его большие серые глаза засияли. Он потрогал колёса, маленькие оглобли и, бережно прижав тележку к груди, торопливо направился во двор.
— Не придумал бы чего, — сказала Дарья, но тут же отвлеклась, нужно было нести на почту срочные письма.
Прошло немного времени, и её жалобные причитания встревожили контору.
— Несчастье ты моё! — кричала она. — Да где же ты на такую беду наскочил?
Витюк стоял на пороге, по-прежнему прижимая к груди тележку. На белой рубашке краснело пятнышко крови, а нижняя губка была распухшей.
— Заплягал! — невнятно проговорил он. — Индюка. В телегу.
Андрей Иванович вскочил со стула. Он старался снять очки, но от волнения закрутил тесёмку не в ту сторону и окончательно свернул в трубочку несчастное ухо.
— Борной кислотой надо примочить! — восклицал он. |