Нищенка в трауре встретила меня у дверей и поплелась за мной, рассказывая о своих горестях на непонятном для меня языке. Зато я хорошо видел шрамы, которые они на ней оставили. Ее лицо расцвело, она даже улыбнулась, когда я дал ей денег. Она вышла наружу, оставив меня одного с Харриет.

Та стояла на коленях на каменном полу близ алтаря. На голове у нее была черная мексиканская накидка, ребозо, и Харриет казалась такой же надменной, как изображения святых на стенах.

Когда я произнес ее имя, она поднялась с колен. Губы у нее задрожали, но она ничего не произнесла. Черное ребозо подчеркивало упрямую угловатость ее лица.

— Вы меня помните?

— Да.

Ее слабый голос был еле слышен в этом пустом храме.

— Как вы узнали…

— Местный коп сообщил мне, что вы пробыли здесь весь день.

Она нетерпеливо махнула рукой:

— Я не это имела в виду. Откуда вы узнали, что я в Мексике?

— Вас видели другие американцы.

— Я вам не верю. Вас послал отец, чтобы вы привезли меня назад, не так ли? Он обещал мне этого не делать. Но он никогда не выполнял своих обещаний, ни разу за всю жизнь.

— Это обещание он сдержал.

— Тогда почему вы последовали за мной сюда?

— Я не давал никаких обещаний ни вам и никому другому.

— Но ведь вы работаете на отца. А он сказал, сажая меня в самолет, что отзовет всех ищеек раз и навсегда.

— Он пытался это осуществить. Но теперь он уже ничего не сможет сделать для вас. Ваш отец умер, Харриет. Он застрелился утром в пятницу.

— Вы лжете! Он не мог умереть!

Сила выкрикнутых ею слов потрясла все ее тело. Она подняла руки, чтобы закрыть ими лицо, и я смог разглядеть под ее рукавами лейкопластырь телесного цвета, который удерживал на месте бинты на ее запястьях. Я и прежде видел такие повязки на людях, пытавшихся покончить с собой.

— Я был там, когда он застрелился… Прежде чем это сделать, он признался в том, что убил Ральфа Симпсона и Долли. Также он сказал, что убил и вас. Чего ради он оболгал себя?

Ее глаза сверкали, как влажные камни.

— Не имею понятия…

— Зато я знаю. Ваш отец выяснил, что вы совершили эти два убийства. Вот он и взял вину на себя и устроил все таким образом, чтобы вас не стали искать. А потом покончил с собой. Не думаю, что ему вообще хотелось жить. Он сам был во многом виноват. Возможно, смерть Рональда Джеймета не была настоящим убийством, но и простым несчастным случаем ее тоже не назовешь. И он, должно быть, знал, что его дела с Долли косвенным образом привели к тому, что вы убили ее и Ральфа Симпсона. Впереди его ничто не ждало, кроме суда над вами и краха имени Блэквеллов, которым он так гордился. Те же перспективы, с которыми столкнулись теперь вы.

Харриет отняла руки от лица. Оно показалось мне какой-то гипсовой маской.

— Я ненавижу имя Блэквеллов. Я бы хотела, чтобы меня называли Смит, Джонс или же Гомец.

— От этого ничего бы не изменилось, факты остались теми же. От того, что вы совершили, никуда не уйти.

— Да… — Она уныло покачала головой. — Для меня нет надежды. Ни будущего, ни прошлого, вообще ничего. Я здесь с самого раннего утра пыталась вступить в контакт с небом. Ничего не получилось. Мне казалось, здесь я смогу обрести покой. Люди мне представлялись такими счастливыми, когда они возвращались с мессы.

— Они же не бегут от другой жизни!

— Вы называете «жизнью» то, что было у меня?

Лицо у нее перекосилось, словно она хотела заплакать, но слезы не появились.