Оланне не хотелось ужинать с родителями, тем более что они пригласили господина Оконджи, но мать зашла к ней в комнату и стала упрашивать: ну пожалуйста, ведь не каждый день мы принимаем министра финансов, а сегодняшний ужин особенный – из-за строительного подряда, которого добивался отец.

– Biko, оденься красиво. Кайнене тоже принарядится, – добавила мать, словно упоминание о сестре-двойняшке к чему-то обязывало.

Теперь, сидя за столом, Оланна расправила салфетку на коленях и улыбнулась слуге, который поставил перед ней тарелку с разрезанным пополам авокадо. Он был в туго накрахмаленной белой форме – брюки как из картона.

– Спасибо, Максвелл.

– Пожалуйста, – промямлил Максвелл и двинулся дальше с подносом.

Оланна обвела взглядом сидящих за столом. Родители, согласно кивая, внимали рассказу господина Оконджи о встрече с премьер-министром Балевой. Кайнене уставилась в тарелку с лукавой гримаской, будто посмеиваясь над авокадо. Никто из них не поблагодарил Максвелла. А стоило бы, подумала Оланна, ведь это такая малость, знак уважения к тем, кто тебе служит. Как-то раз она уже завела об этом речь, но отец сказал, что слугам и без «спасибо» хорошо платят; мать возмутилась: начнешь их благодарить – чего доброго, распустятся: Кайнене, как всегда, промолчала со скучающим видом.

– Давненько я не едал такого вкусного авокадо, – похвалил господин Оконджи.

– С одной из наших ферм, – вставила мать. – Под Асабой.

– Попрошу слугу вам завернуть, – предложил отец.

– Отлично, – обрадовался господин Оконджи. – Правда ведь, вкусно, Оланна? Ты так смотришь, будто авокадо кусается. – Он расхохотался грубо, фальшиво, а мать с отцом подхватили.

– Очень вкусно. – Оланна подняла голову. Улыбка господина Оконджи сочилась влагой. В клубе «Икойи» на прошлой неделе, когда он сунул Оланне в руку свою визитку, ей казалось, будто рот у него полон слюны и стоит ему улыбнуться, как по подбородку потянется ниточка.

– Надеюсь, ты подумала и решила работать у нас в министерстве, Оланна. Нам нужны первоклассные специалисты вроде тебя.

– Не каждому предлагает работу сам министр финансов, – заметила мать, будто бы ни к кому не обращаясь, и улыбка осветила ее продолговатое шоколадное лицо красоты настолько безупречной, что подруги прозвали ее Картинкой.

Оланна положила на стол ложку.

– Я решила переехать в Нсукку. Через две недели уезжаю.

От нее не укрылось, что губы отца сжались в ниточку, а рука матери застыла в воздухе, словно произошла трагедия и помешала ей посолить авокадо.

– Я думала, ты еще не решила…

– Надо спешить, иначе на мое место возьмут кого-нибудь другого.

– В Нсукку? Я не ослышался? Ты переезжаешь в Нсукку? – переспросил господин Оконджи.

– Меня берут преподавателем на факультет социологии, – сказала Оланна. Обычно она не солила авокадо, но сейчас фрукт показался таким пресным, что ее затошнило.

– Вот, значит, как. Ты нас покидаешь, – вздохнул господин Оконджи. Лицо его точно плавиться начало, пошло складками. Повернувшись, он с напускной веселостью обратился к сестре: – А ты, Кайнене?

Кайнене глянула на господина Оконджи в упор, почти враждебно.

– А что я? Мой свеженький диплом тоже без дела не запылится. Я уезжаю в Порт-Харкорт, управлять тамошними папиными предприятиями.

Раньше у Оланны бывали озарения, когда она угадывала мысли Кайнене. В начальной школе они могли посмотреть друг на друга и рассмеяться, не говоря ни слова, потому что им приходила в голову одна и та же шутка.