Линда не помнила, как оказалась на кровати, как расстегнула пуговицы на рубашке Тони. Она просто обнаружила вдруг, что на ней не осталось ничего, что между ними больше нет никаких преград. Это опьяняло.

— Линда… — глаза у него сейчас были огромные, темные, и казалось, радужной оболочки вообще нет — сплошной зрачок, — ты чудо.

— Просто не останавливайся, Тони.

Он усмехнулся.

— Теперь-то меня ничто не остановит.

9

Линда лежала, прижавшись к Тони, и водила кончиками пальцев по его лицу. В спальне было темно, окно закрывали полупрозрачные занавески, а торшер давно погас — Линда не помнила когда. Видимо, предусмотрительный компьютер отключил свет в нужный момент.

Тони не спал. Он полулежал на подушках и курил, стряхивая пепел куда-то в район прикроватной тумбочки. Наверное, там пепельница.

Левой рукой он крепко прижимал к себе Линду. Кажется, его забавляли ее неторопливые исследования.

— Ты будто читаешь шрифт Брайля на моей коже.

— Так и есть. — Ей почему-то хотелось запомнить его всего, удержать в памяти, хотя она знала, что это невозможно. Когда-то точно так же она запоминала Джеймса, а теперь с трудом может представить себе его руки и голос. Память жестока, она не может вернуть никого и ничего. А воспоминания так призрачны…

— И что там написано?

— Что ты часто хмуришься. Вот здесь на лбу вертикальные складки, вот здесь горизонтальные.

— Моя жизнь полна забот.

— Еще у тебя шрам на виске, вот здесь, такой маленький и плотный. Давно заработал?

— В восьмидесятых.

— Исчерпывающий ответ. Еще растительность на твоем лице совершенно не колется.

— А должна?

— Обычно так бывает. И тогда целоваться не очень удобно.

— Если надо, я постараюсь нарастить специальную.

— Нет, не надо.

Тони на несколько мгновений убрал руку, чтобы закурить следующую сигарету.

Пальцы Линды спустились ниже, пробежались по его шее, остановились на груди, покрытой редкими волосками.

— А здесь у тебя ребра.

— Ты чертовски наблюдательна.

— В детстве моей любимой книгой был анатомический атлас. А здесь… — Линда провела пальцами по рубцу, — это тоже из восьмидесятых?

— Нет, это позже.

— Надо же. — Она снова провела рукой по шраму, и ей показалось, что кожа вокруг него чуть припухла. Это что? Еще один… Тонкие полоски шрамов на груди Тони. — Откуда это у тебя?

— Прощальный подарок от ревнивой любовницы. — Он глубоко затянулся. — Никогда, никогда не занимайся экстремальным сексом на верхней палубе океанского лайнера.

Линда вспомнила, что, когда они занимались любовью, она чувствовала и на спине Тони какие-то неровности. Неужели шрамы и там? Но откуда? На недавних снимках, сделанных на Карибах и опубликованных в куче журналов, иллюстрирующих красивую жизнь знаменитостей, Тони был сфотографирован валяющимся в шезлонге, и на нем не было ничего, кроме плавок. Линда помнила те снимки: шрамы отсутствовали. Конечно, фотошоп — великое изобретение человечества, но, думается, он просто не дал бы себя фотографировать, если бы с его безупречным телом было что-то не в порядке.

Это можно уточнить завтра утром, подумала Линда, в ее душу уже закралось нехорошее подозрение.

Тони докурил и решительно перехватил руку Линды.

— Я обещал тебе не давать спать всю ночь.