— У них хватило ума взять с меня клятву, хотя я и не уверен, что им удастся добраться до берега. Если ветер чуть-чуть усилится…

— К чему нам ждать ветра? Я не давал никакой клятвы и с удовольствием разделаюсь с этим отребьем!

— О нет, капитан! Клятву, данную мной, нарушать нельзя, и формальные отговорки в данном случае ничего не меняют. Впрочем, даже если они спасутся, то не скоро попадут в какой-нибудь город и в любом случае помешать нам не могут. Лишняя же кровь, чья бы она ни была, все равно ляжет лишним грузом на душу, а на моей и без того всякой всякости хватает.

— Гельфар, этот северянин не такой уж мерзавец, как вам кажется. Однажды он пытался спасти меня от рыкарей, желавших получить за мою голову изрядный выкуп, а в другой раз имел возможность и серьезную причину убить и не сделал этого, — добавила принцесса.

Капитан пожал плечами и, не считая нужным спорить, вышел из каюты, всем своим видом показывая, что столь неуместную щепетильность не одобряет.

Бирема стремительно неслась вперед, но оценить её истинную скорость можно было лишь со стороны: в пустынном море отсутствовали ориентиры, а летящие облака и бег волн скорее мешали, чем помогали почувствовать быстроту и легкость движения великолепно сработанного судна. Бывалые мореходы могли, конечно, сделать верное заключение о прекрасных ходовых качествах корабля, но ни Батигар, ни Мисаурэнь не имели опыта морских путешествий и скорость, развиваемую «Нортоном», воспринимали как должное. Более того, после пережитого шторма она казалась им не столь уж значительной и, во всяком случае, нисколько не мешала беседовать, лениво поглядывая по сторонам.

Время, проведенное с Мисаурэнью, когда мастер Толеро не вился вокруг Батигар, казалось девушке едва ли не самым радостным в её жизни. Она могла подолгу слушать истории подруги о Чиларе, о её любовных похождениях, представлявшихся ей просто невероятными и заставлявшими порой заливаться румянцем по самые плечи. Причем поражали Батигар не столько учиненные ведьмой непотребства, сколько то, с каким неописуемым бесстыдством она про них рассказывала. Поначалу принцесса склонна была объяснить это «врожденной порочностью» ведьмы, но по прошествии времени поняла, что настоящая причина её переходящей всякие границы «развращенности» кроется в другом.

В Чиларе вера в Небесного Отца не была распространена так широко, как в Исфатее и других северных городах. Из Сагры в негр попадали проповедники самых разных религий, и среди них — поклонники Грозноглазого Горалуса, более всех других чтимого в Магарасе. Поклоняющиеся Горалусу, как и верующие любой другой широко распространенной религии, образовывали различные течения и секты, среди которых несколько особняком стояли улыиаиты, выше самого Горалуса превозносившие его Бессмертную Жену Ульшу. Небольшой храм ульшаитов располагался поблизости от дома, где росла Мисаурэнь, и девочка, сызмальства полюбившая красочные обряды, совершаемые тамошними жрецами, по мере взросления все больше и больше попадала под их влияние.

Служители храма приметили смышленую и хорошенькую прихожанку и, обнаружив у неё зачатки колдовских способностей, принялись в меру своего разумения развивать их. По словам Мисаурэни, её ждала должность главной жрицы городского храма ульшаитов, но судьба или Великая Жена и Мать Ульша распорядились иначе. Оказавшись на редкость примерной ученицей и восприняв буквально многие легенды о жизни двуполых и крайне любвеобильных Горалуса, Ульши и других змееруких и змееногих богов, она решила во всем следовать и< примеру, что и привело её в конце концов на палубу «Счастливчика». Впрочем, сама Ми-саурэнь ни о чем не жалела и находила жизнь прекрасной во всех её проявлениях.

Выслушав ряд постулатов ульшаитов, Батигар не могла не согласиться, что, с точки зрения поклонников Двуполой Улыли, поведение её подруги никак нельзя было счесть предосудительным.