— Октоген здесь. Мои охранники вынесут его на берег.
Подойдя ближе к арабу-наемнику, она жестко поглядела ему в глаза.
— И последнее. Я не хочу, чтобы на операции кто-нибудь струсил.
— Если мы работаем в Израиле, мне все равно, что или кого ты собираешься взорвать, — с улыбкой ответил Заккар.
После того как взрывчатку отнесли в грузовичок араба, Мария села и еще раз взглянула на фотографию Иерусалима. Цель ярко блестела на холме, неподалеку от древнего кладбища.
«На этот раз мы так встряхнем весь мир, что никто не сможет это игнорировать», — подумала она, аккуратно убирая карты и фотографию обратно в ящик.
42
Руди Гунн ходил взад-вперед по мостику, как рассерженный кот. Хотя шишка у него на голове давно спала, лиловый синяк все еще переливался у его виска. Через каждые пару шагов он останавливался и глядел на обшарпанный порт Чанаккале, ожидая увидеть что-нибудь ободряющее. Не увидев, качал головой и снова начинал расхаживать.
— Просто безумие. Мы уже третий день под арестом. Когда же нас отпустят? — раздраженно сказал он.
Питт оторвал взгляд от штурманского стола, на котором лежала карта турецкого побережья. Он разглядывал ее вместе с капитаном Кенфилдом.
— Консульство в Стамбуле уверяет, что нас обязательно отпустят. Говорят, что бумаги уже пустились в путь по коридорам бюрократии и движутся там даже сейчас, пока мы тут говорим.
— Это возмутительно, — жалобно сказал Гунн. — Мы под арестом, а убийцы Тана и Иверсона ускользнули.
Питту было сложно с ним спорить, но он-то хорошо понимал двусмысленность ситуации. Задолго до того, как «Эгейан Эксплорер» связался с турецкой береговой охраной, им поступили два сообщения. В первом им доложили, что судно НУПИ нелегально исследует древний турецкий затонувший корабль, который находится под защитой Министерства культуры. А во втором докладе сообщалось, что во время этих нелегальных исследований погибли два аквалангиста. Турки отказались раскрывать источники этих сообщений, но начали действовать в соответствии с ситуацией еще до сообщения с «Эксплорера».
Как только судно НУПИ под эскортом было доставлено в Чанаккале и помещено под арест, делом занялась полиция. Но это только добавило неразберихи. Питт сразу же созвонился с профессором Руппе, чтобы тот подтвердил наличие разрешения на исследования, а затем связался с Лорен, своей женой. Та быстро привела в действие механизмы Госдепартамента, чтобы ускорить их освобождение, хотя полицейские, обыскав судно и не найдя ни одного антикварного предмета, постепенно и сами поняли, что оснований для ареста нет.
Пригнувшись, в дверь вошел Род Зайбиг, немного разрядив унылую атмосферу.
— Парни, у вас есть минутка? — спросил он.
— Еще бы, — ответил Гунн. — Мы заняты лишь тем, что волосы рвем на головах, по одному за раз.
Зайбиг подошел к штурманскому столу и положил на него папку.
— Может, это вас взбодрит. У меня кое-какая информация по вашему монолиту.
— Очевидно, уже не нашему, — мрачно ответил Гунн.
— Ты вспомнил ту надпись на латыни? — спросил Питт, двигаясь в сторону, чтобы дать присесть Гунну и Зайбигу.
— Да. Я ее записал сразу же, как вернулся на корабль, но потом все не было времени. А этим утром наконец-то взял ее и перевел.
— Только не говори, что это надгробие Александра Македонского, — весело сказал Гунн.
— Боюсь, это невозможно, и сразу по двум причинам. Этот камень — не надгробие, а, по сути, памятник. И там нет упоминания об Александре.
Открыв папку, он показал надпись на латыни от руки. |