Жизлен выслушивала его, жалела его, но понимала, что этого не достаточно. Вера в которой ее воспитали, подтверждала, что покаяние исцеляет душу. И Николасу каждый раз, когда он признавался ей в некогда совершенном грехе, становилось легче, словно тяжкая ноша падала с его плеч. Он мог теперь снова улыбаться не с издевкой, а добродушно. Мог даже смеяться. Но все это лишь утверждало Жизлен в ее решении покинуть его.

Она должна, обязана оставить его. У нее нет иного выбора. Если она так поступит, он сперва разъяриться, но может быть сумеет полюбить ту, которая достойна любви больше, чем она. И тогда тени прошлого покинут его навеки. Если она останется с ним, этого не случиться никогда.

Она и сама не знала, куда может уйти. Она не знала, когда ощутит в себе достаточно сил, чтобы отказаться от единственной надежды на счастье. Но она должна уйти, пускай это и разобьет ей сердце, которое, как ей казалось, было давно разбито.

Во дворце был маленький внутренний дворик, заросший одичавшими растениями и по-своему очаровательный. Луиза изгнала Жизлен из кухни, не признав ее французских рецептов. Но сад не принадлежал никому, садовник давным-давно нашел себе другое занятие. Жизлен часто бывала там, — когда светило солнце, она возилась в земле и не думала о будущем. Она никогда не знала наверняка, как захочет Николас провести день. Он спал дольше, чем она, привыкнув к праздности, тогда как она не могла не трудиться. Он часто ухитрялся затащить ее обратно в постель к их взаимному удовольствию, но Жизлен никак не могла отделаться от ощущения, что они берут время у жизни взаймы, и что беда вот-вот постучится в дверь.

И куда быстрей, чем она предполагала. Как-то Николас остановился возле нее, когда она рыхлила землю, и сказала:

— Мы возвращаемся в Англию, не бойся, я обещаю тебе, что мы будем держаться от Франции в стороне, и постараемся как можно меньше плыть морем, хотя я до сих пор не могу понять, почему ты, с твоей силой воли, так подвержена морской болезни.

Жизлен не удалось заставить себя улыбнуться.

— Я не хочу в Англию. А разве ты можешь туда вернуться? Ведь тебя там ждут неприятности.

— Я все улажу, если захочу. У меня есть влиятельные друзья. Трактирщик поможет тебе уложить вещи…

— Оставь меня здесь…

Его лицо стало каменным. Впервые за долгое время он посмотрел на нее холодно и зло.

— Не говори чепухи.

— Будь благоразумен, Николас. Я тебе не нужна…

Он приблизился к ней столь стремительно, что она не успела договорить. Он поднял ее на ноги, и зажал ее лицо между своих ладоней. Он был такой сильный, такой высокий и отчего-то удивительно беззащитный.

— Ты нужна мне. Неужели я до сих пор тебе этого не доказал, любовь моя. Я никогда не отпущу тебя. Никогда.

Он поцеловал ее, и Жизлен обняла его, чувствуя, что любит его все сильней, и что с каждым мгновением ей становится все труднее отказаться от него. Она понимала, что не сможет даже проститься с ним, иначе он ее не отпустит, и смотрела на него, надеясь, что он разглядит, как печальна ее улыбка, ощутит, как трепетны руки и горяч прощальный поцелуй.

Она стояла неподвижно, глядя как он уходит, чтобы сделать последние распоряжения перед отъездом, и понимала, что время ее истекло. Мысли ее путались, слезы катились по щекам, и она презирала себя за нерешительность и слабость. Она не плакала десять лет, а теперь не могла остановиться.

До нее донесся какой-то шум, но она не двинулась с места, и лишь вытерла влажные глаза. А потом она услышала голос, который уже не надеялась услышать.