— О да, подружка, ведь клятва удерживает их в живых по сию пору.

— Что это значит?

Маг, казалось, занервничал. — Я говорю слишком много. Не обращай внимания. Ты видела следы ублюдков — они не стараются спрятаться, значит, самоуверенны. — Он невесело усмехнулся. — Мы настигнем их и покажем, на что способна настоящая кавалерия. На настоящих стременах, я имел в виду. Мы не часто сражаемся на скаку, но и в этом не новички.

— Да уж, вы меня заинтриговали.

— Просто любопытно, подружка? Никакой жажды мести?

Серен отвернулась. — Надо осмотреться. Пойду одна, если ты не против.

Маг пожал плечами: — Не заходи слишком далеко. Похоже, Чтящий к тебе привязался.

«Это… неудачно». — Не зайду.

Серен направилась к леску. Его вырубали десятки лет — среди деревьев виднелось множество пней и прогалин. Она слышала, как Корло зашагал обратно к опушке. Едва ее обволокла тишина, как Серен пожалела, что осталась одна. Накатили желания, все как одно нездоровые, все неприятные. Никогда ей не отмыться… эта истина послала мысли в совсем ином направлении — как будто некая ее часть хотела испоганить плоть еще сильнее, до возможного предела. Почему бы нет? Она потерялась темноте, и так просто покрыть душу черными пятнами. Пропитать насквозь.

Одинокая и испуганная собой, своими побуждениями — она брела, не заботясь о направлении. Все глубже в лес, где все меньше пней, старых и гнилых, все больше бурелома. Даже полуденный свет едва пробивался сюда.

Боль — ничто. Она не имеет значения. Но нет, в ней есть смысл: напоминание, что ты еще жива. Если к нормальной жизни никогда не вернуться — ну, можно обрести иные услады. Разум и тело обучатся находить восторг в темном напряжении.

Впереди, на поляне, показались какие-то фигуры.

Серен встала.

Неподвижные, вросшие в землю, беспорядочно разбросанные среди высоких трав. Статуи. Она вспомнила, что это были земли Тартеналов. Потом пришли летерийцы и сокрушили племена. Дреш — тартенальское название, как и имена ближайших деревень — Деннер, Лен и Броус.

Серен подошла к краю поляны.

Всего было пять статуй, смутно человекообразных, так выветренных временем, что на гранитных лицах остались лишь следы глазниц. Они находились в почве по пояс; было понятно, что в полный рост статуи не уступают самим Тартеналам. Какой-то пантеон, подумала она. Имена и лица, унесенные десятками столетий, прошедших со дня ухода с поляны последних почитателей.

Летер почти стер Тартеналов с лика земли. Такого полного геноцида не достигалось в других войнах. Она припомнила строчки из истории, записанные очевидцем давних событий. «Они бились в защиту своих святых мест с искаженными страхом лицами — как будто не решались призвать нечто великое и ужасное…» Серен огляделась. «Великим и ужасным» здесь было разве что запустение.

Эти темные моменты истории обычно замалчивались — она понимала это — и не играли особой роли в восприятии летерийской культуры как носителя прогресса, свободы от оков примитивной жизни, зверских обычаев и жестоких ритуалов. Освободители, назначенные судьбой спасти несчастные жертвы из лап варварских тиранов. Во имя цивилизации. Мало кто понимал, что Летер налагал свои собственные узы. Ведь есть одна — единственная дорога к процветанию и успеху, вымощенная золотом и охраняемая сборщиками налогов — и лишь свободный достоин идти по ней.

«Свобода извлекать выгоду из этой игры. Свобода обнаруживать свои наследственные ограничения. Свобода быть обманутым. Свобода быть эксплуатируемым. Свобода попадать в кабалу за долги. Свобода насилия».

Свобода страдания. Естественная норма, что некоторые идут по той дороге быстрее всех других.