Она уставилась на мага: — Что за вид волшебства способен на такое?
— Может, потом расскажу. А тот удар в голову был мастерским. Негодяй почти достал тебя копьем.
«Да уж». Она вдруг затряслась. — И это твое ремесло, Корло? Отвратительно…
— Да, аквитор, так и есть.
Подошел Железный Клин. — Все хорошо?
— Да, мы в порядке, сэр. Все убиты?
— Двадцать один.
— Это все, — кивнул маг.
— Едва пятеро сумели вытащить оружие. Ты отлично их обманул, Корло. Прекрасная работа.
— Вот так ваши солдаты выигрывают битвы? — спросила Серен.
— Мы здесь не ради битв, аквитор, — отозвался Клин. — Девочка, это казнь. Среди них были маги, Корло?
— Один малый адепт. Я сразу его отключил.
«Казнь. Да. Лучше думать вот так. Не резня. Это же убийцы и насильники». — Вы не оставили одного живого для меня, Чтящий?
Он покосился на нее. — Нет, ни одного.
— Ты не хотел позволить мне сделать… это. Так?
— Точно так, подружка. Не хотел.
— Почему?
— Потому что тебе могло понравиться.
— А твое ли это дело, Железный Клин?
— Это не доброе дело, вот и все. — Он отвернулся. — Корло, осмотри пленников под фургоном. Исцели, если это требуется.
«Он прав. Ублюдок прав. Я могла бы наслаждаться этим. Пытать беспомощных. Это не доброе дело, точно, потому что я могла бы возжаждать большего». Она припомнила чувство, возникшее в душе, когда кончик меча прикоснулся к шлему разбойника. Тошнота, но и удовольствие. Смесь.
«Мне плохо. Но я могу делать плохо и другим. Одно отвечает другому, порождая… покой. Точно ли? Покой? Или какое-то ожесточение, бесчувственное и холодное».
— Ладно, Клин, — произнесла она. — Не допускай меня. Но только, — она поглядела на него с высоты седла, — это не поможет. Ничто не поможет.
— Да. То есть пока не поможет.
— Никогда. Я знаю, ты думаешь, что время лечит. Видишь ли, Чтящий, я буду оживлять все это. Каждый миг. Это случилось не несколько дней назад. Это случилось только что и случается ещё и ещё.
Она увидела в его глазах сочувствие и почему-то возненавидела за это. — Дай мне всё обдумать, девочка.
— До каких пор?
— Не знаю.
Серен поглядела на меч в своей руке, увидев кровь и завитки волос на лезвии, выщербленном в том месте, где оно коснулось головы бандита. «Гадость. Но они ждут, что я сотру всё это. Чтобы железо снова сверкало, чистое, как будто это всего лишь металлическая полоска. Отделенная от своей истории, своих деяний, от самого своего предназначения». Ей не хотелось счищать кровавую грязь. Ей нравился ее вид.
Тела остались там, где лежали. Копья все так же торчали из похолодевших трупов. Остался фургон — они взяли только еду, сколько смогли увезти. Позднее все остальное подберут беженцы. Среди убитых оказалось пятеро подростков не старше пятнадцати лет. Их путь оказался коротким… но, как заметил Полмеры, это был дурной путь, и это главное.
Серен не жалела никого.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ПОЛУНОЧНЫЙ ПРИЛИВ
Печалятся родичи, в прах обратилась любовь
Вырыта яма, у черного зева сложены грудою камни
Плиты готовы, и серые стены растут
Грудой имущество около смертного ложа
Здесь вся округа, весь день стучат барабаны
Пеплом покрытые лица, ногти на них прочертили
Долгой печали дорожки, хлещут по коже бичи
Память о жизни моей слишком скоро уходит
Под опахалами грязи с широких лопат
Если бы духом стоял я над свежей моею могилой
На братьев взирал и сестер, что убиты тоской
Будь часовыми у гроба предки в истлевших покровах —
Я бы безмолвно ушел, очи сомкнув в темноте
Вечность объяв, погружался бы в бездну забвенья…
Но горяча моя плоть, кровь не исчезла из вен
Воздух вдыхаю, слышу фальшивые крики
Изгнан я, и никому из толпы я не нужен
Делают вид, что не видят, и лица воротят
Мрачно вздыхают — в прах обратилась любовь. |