— Не смешите меня, — проворчала она чуть слышно.

Тут показался и сам Герун Эберикт, одной рукой державшийся за рукоять вложенного в ножны меча. Не замедляя шага, он проследовал в проход. Стража полилась за ним. Последним вошел командир, захлопнув ворота.

Шерк еще подождала в переулке, а затем пошла к ржавой лестнице, кое-как держащейся на стене здания справа от поместья. Не обращая на стоны и скрежет усталого металла, она вскарабкалась на крышу. На самый верх, пробуя на прочность каждый кусок серой черепицы. Прошла по гребню, пока не смогла увидеть передний вход в дом Геруна и часть двора. Легла вдоль противоположного ската, так что над гребнем виднелись лишь пальцы, глаза и лоб — вряд ли теперь ее заметит страж, которому взбредет в голову взглянуть наверх.

Герун Эберикт стоял во дворе, выслушивая доклад командира внутренней охраны. Тот говорил долго, подчеркивая каждой заявление жестами недоумения.

Рапорт был прерван правой рукой Эберикта, сдавившей стражнику шею.

Даже с такого расстояния она заметила, что лицо стражника приобрело изысканно бирюзовый оттенок.

Конечно, любой сколько — нибудь смелый человек не вынес бы подобного. Она не удивилась, когда в руке стражника блеснул нож.

Герун ждал этого, зажав свой нож в ладони; он ударил командира охраны в грудину, вогнав лезвие по самую рукоять.

Стражник обмяк. Финед отпустил его шею и наблюдал, как человек оседает на камни.

— Всего лишь монета, Герун, — спокойно сказала Шерк. — И пропавший брат, которого ты убил много лет назад. Ты теряешь контроль над собой, это тревожный знак… для твоих служащих. А для меня это… да, всего лишь подтверждение давних подозрений.

Сегодня ночью, или завтра ночью, случится кровавая баня. Бесчисленные шпики и доносчики — те, что остались — придут в бешеную активность, и начнется великая охота на вора.

Не очень приятно.

Геруновы богатства оплатили исход городской нищеты; это означает, что его жертвами станут не нереки, фараэды и Тартеналы, а летерийцы. Хотя поиск жертв может оказаться трудным. Кроме того, идет война, и у финеда может оказаться много иных забот. Приступ ярости не ко времени пришелся.

Она смотрела, как финед бурей влетает в дом и стража семенит за ним. Перекатившись на спину, Шерк спустилась к нижнему краю крыши.

Прямо внизу балкон…

… нет, его уже нет.

Она упала, задела за веревку с бельем, спружинившую под ее весом, шлепнулась на край изрядно загаженной птицами лоджии и наконец приземлилась в кучу мусора. Где некоторое время пролежала неподвижно.

С городом вечная проблема: здесь все меняется. Изучая поместье, она пользовалась балконом не менее дюжины раз. Воровка подняла руку. Потом вторую. Выпрямила ноги. Переломов вроде нет. Изучив себя внимательнее, она поняла, что серьезных повреждений не получила. Удачно, что мертвецы не страдают от уязвленной гордости — ведь все более существенное цело.

И тут она обнаружила, что изо лба торчит кусок ржавого железа. Парфюмы вытекали, затрудняя зрение. Она ощупала нежеланный объект пальцами, подергала в разных направлениях. Если судить по скрежету, железяка воткнулась до затылочной кости.

— Я превратила мозги в кашу, — сказала она. — Но пользуюсь ли я ими? Наверное, нет. А была ли у меня привычка болтать с самой собой? Кажется, нет.

Стоя по колено в мусоре, она пыталась вытащить брусок.