|
До меня донеслось: …Свой винтарь поцелую и мамины бусы сорву… Друганов созову, на хабар свое сердце настро-ою А иначе зачем на земле этой вечной живу… Потом музыка стала более ритмичной. И многие из сталкеров — тоже порядочно вдатые, как я теперь понимаю, — пустились в пляс. Кто на медвежий манер, кто на тюлений, а кто и вообще за пределами зоологических сравнений. Пошли танцевать и мы с Гайкой, оставив Тигрёнка прислеживать за нашими вещами (и, кстати, бабосами). Не стану скрывать — народ поглядывал на меня с некоторой завистью. Единственная баба в заведении — и та танцует с этим плюгавеньким, с хвостом, в котором уже полно седых волос. Еще приятнее мне стало, когда пошел так называемый «медляк»… Клянусь счастливым носовым платком друга Тополя, к нашему столику стояла четырехметровая очередь из жаждущих потанцевать с нашей Гаечкой. Но Гаечка была непреклонна. — Все танцы сегодняшнего вечера я обещала вот этому вот товарищу. — С этими словами Гайка церемонно указывала рукой на вашего покорного слугу. — Я перед ним очень виновата. И хотела бы загладить свою вину! Нужно ли говорить, что я был крайне польщен? Что я простил Гайке все ее грехи, включая будущие? Что я уже почти созрел сделать ей предложение? Ну не замуж, конечно. Но на что-то вроде, столь же приятное… А со сцены неслось: Оглянись, незнакомый прохожий Мне твой взгляд неподкупный знаком. Может, зомби ты, правда же, может? Не всегда мы зомбей узнаем… Хмельные компании там и тут дружно подпевали солисту, не вставая из-за своих уставленных горючим столиков: Как молоды мы были, как кровососов били, Как искренне любили и верили в дензнак! Мда… А потом мы с Гаечкой пили шампанское. Не помню, как знатоки алкогольных ритуалов называют эту фигню — когда после водки пьют шампанское. Не то «северное сияние», не то «death track»… На второе, конечно, больше похоже по сути. Но и от первого в ощущениях что-то есть… Спишь потом — будто в прошитой разноцветными лучами невесомости паришь… А потом мы с захмелевшей и явно подавленной масштабами гулянки Гайкой отчаянно целовались в коридоре. К стыду своему я плохо помню подробности. Но зато помню, что в целом у меня было такое чувство, что губы слегка устали от этого приятного, но все же избыточно подросткового времяпрепровождения и хорошо бы перейти к чему-то посущественней. И мы бы перешли, если бы тем временем не обнаружилось, что Тигрёнок наш мертвецки пьян и спит лицом в салате «оливье». Делать нечего — мы с Гайкой, которая оказалась по-мужски сильной, потащили бездыханное тело моего спасеныша «в номера». То есть в наш с ним номер. Тигрёнок был довольно тяжелым. Он брыкался, мычал что-то невразумительное и хватался за все дверные ручки, перила и выступающие фрагменты интерьера… Снимая с него ботинки возле узкой кровати, рассчитанной на одного полумертвого от усталости сталкера, я опасливо прикидывал — станет ли наш Тигрёнок блевать или воздержится? Помню, Гайка что-то шутила по этому поводу. |
