Как видно, вор давно, возможно, уже несколько часов наблюдал за нами из кустов (наш брат-сталкер сказал бы, что вор «пас» Комбата и Тигрёнка).
И загодя наметил план действий, которому потом неукоснительно следовал.
Вот он склонился над спящим. Вот он тянет, осторожно так, бережно, его ценный, набитый артефактами рюкзак.
Вот вор, не спуская с сопящего Тигрёнка глаз, надевает широкие лямки рюкзака себе на плечи. Плечи у него неширокие. Вообще он весь такой… не
шибко накачанный.
Я, конечно, глядел на происходящее во все глаза.
Мне очень хотелось рассмотреть негодяя получше. Вероятность, что я знаю субчика, была не так мала, ведь зона-индустрия — она, как и Москва,
нерезиновая. Однако ни на кого из моих знакомых, включая дальних недругов, вор не был похож. Ни походкой, ни жестами, ни манерой двигаться.
Как же выглядел человек, наказавший Комбата на хабар?
Невысокая юркая фигура, чьи движения, четкие и очень ладные, намекали, однако, на систематическую физическую подготовку.
Бейсболка с надписью «Hate Crime» (если кто не знает, это такой бесконечный сериал по общеевропейскому телевидению). В задней прорези бейсболки
— хвост.
Камуфляжка и ботинки самого непритязательного фасона. Однако даже в зеркале было видно, что ботинки у персонажа хорошо сидят по ноге и плотно
зашнурованы. По этой-то шнуровке, учил наставник моего наставника Дед Иван, аккуратная она или нет, всегда отличишь человека серьезного от человека
пустого…
Наконец загадочный вор прошел совсем близко к зеркалу — на расстоянии вытянутой руки.
И я получил возможность, пусть промельком, но все же рассмотреть его лицо — с высокими, резко очерченными скулами, острым узким подбородком,
слишком правильным, девчачьим каким-то носом… стоп!
Девчачьим носом.
В миг, когда я подумал про «девчачий» нос, наш вор остановился. Вытянул перед собой руку. И искательно проинспектировал… ногти на правой руке.
Что там, на ногтях, было не различить.
Но я знал, знал этот жест!
Он не мужской вообще-то. Совсем не мужской! Он женский!
И значил этот жест буквально вот что: «А ну-ка поглядим, в порядке ли мой маникюр? Не сломался ли ноготь на указательном пальце, который вчера
маникюрша холила аж целых пятнадцать минут?». Я видел этот жест миллион раз. Вначале так делала моя дорогая мама, возвращаясь от своей двоюродной
сестры тети Кати, которая работала в Институте красоты. Затем так делали мои жидкогрудые и писклявые одноклассницы перед Восьмым марта. Несколько
лет спустя, когда я уже был студентом университета, так осматривали свои ухоженные коготки мои так называемые «девушки», потом мои так называемые
«женщины».
Так делала даже моя первая жена Татьяна, вот именно так выгибая пальцы и испытующе склоняя набок голову. Так делала даже Ильза, принцесса
Лихтенштейнская, после посещения сочинского салона красоты с непритязательным названием «Шарм»! А все почему? Потому что все бабы скроены по одному
лекалу.
Как, впрочем, и все мужики.
— Послушай, Тигрёнок, — начал я несмело, — а тебе не кажется, что это…
— Что это девка, так?
— Фи, «девка»… Не «девка». |