Он будет сидеть в офисе Ханны, поглядывая на часы каждую пару минут, в то время как я буду потягивать смузи, сидя в заведении через дорогу.

Ах да. Я ведь не люблю смузи. Напиток не должен быть густым.

Пока я мысленно гуляю по Крейзитауну, надо мной сияет палящее солнце Флориды. Капля пота стекает по моей спине, и я вижу мужчину, следящего за мной с водительского места темного седана, стоящего на обочине с другой стороны дороги. Нервный разряд пронзает мою грудь. Однако тут же исчезает, когда я понимаю, что человек за рулем вовсе не Фредерик Ричардс. Он латиноамериканец, у него темные волосы с проседью.

Я хмурюсь.

Он широко улыбается.

«Извращенец», – отворачиваюсь и распахиваю дверь офиса соцработника. Меня встречает поток холодного воздуха, но работающий кондиционер – единственная приятная вещь в этом месте. В комнате все серое, включая металлическую офисную мебель и выцветшие стены, которые, вероятно, нуждаются в покраске дольше, чем я живу.

– Привет, Рейчел, – приветствует меня морщинистая секретарша. – Можешь присесть, Ханна позовет тебя, как только будет готова.

Смотрю на дверь Ханны.

«Он действительно там?» – я не спрашиваю, однако, потому что во рту у меня вдруг стало сухо, как на корочке горелого тоста. Новая волна отвращения накатывает на меня, когда я устраиваюсь в обветшалом кресле прямо перед кабинетом Ханны.

По привычке лезу в карман за наушниками iPod Classic. Стальные края кажутся холодными под моими влажными пальцами. Музыка всегда была моим наркотиком. В ладони у меня упорядоченный мир, организованный в плей-листы, созданные мною лично. Одним касанием пальца тысячи шедевров, записанных на студии, выстроятся в список для воспроизведения.

Некоторые из них были написаны и сыграны человеком по ту сторону двери Ханны. Я ношу отца с собой в кармане уже долгое время.

«Ты потратила месяцы своей жизни, думая о нем, – часто жаловалась мать. Ее взгляд, точно лазер, прожигает стопку CD-дисков в моей комнате. – А он не провел и пяти минут, думая о нас. В этом я уверена».

Я засунула iPod в рюкзак и закрыла его.

Мама была права во всем. И мне больно осознавать, что у меня не будет другого шанса перед ней извиниться. Все причиняет боль, постоянно. Теперь я Злая Рейчел. Я едва ли узнаю себя. Даже здесь, озираясь в обшарпанном крошечном офисе, хочу сжечь его дотла.

Когда дверь рядом со мной открывается, я буквально подпрыгиваю, как один из тех пугливых котят в видео на YouTube. Разворачиваясь, вижу Ханну и ее орехового цвета глаза, уверенно смотрящие сверху вниз на меня.

– Рейчел, – шепчет она. – Ты хочешь увидеть Фредерика Ричардса?

Да?

Нет.

Иногда.

«Боже».

У меня подкашиваются колени, когда я встаю. Ханна открывает дверь снова, и меня отделяют всего три шага от офиса.

И вот он здесь, спустя все это время, сидит в уродливом кресле с металлическими ручками. Я бы узнала его где угодно, это лицо стало известным благодаря обложкам альбомов и страницам журнальных сплетен. А благодаря видео я могу представить его поющим на сцене в Лос-Анджелесе или в Риме. Я знаю, как он выглядит, когда гуляет по улицам Нового Орлеана или заходит в вагон метро в Нью-Йорке. Вот чем может помочь девчонке «Инстаграм» и пара тысяч часов, потраченных на YouTube.

А теперь я знаю, как он выглядит, когда видит привидение.

Он судорожно вдыхает, когда я вхожу. На кратчайший миг у меня появляется преимущество. Я провела целую вечность, глядя на него, но для него мое лицо становится сюрпризом. Может, он в нем видит мою мать. Я унаследовала ее темно-русые волосы и карие глаза.