Снова взревели моторы, мы кое-как разъехались. На прощание я все-таки шоркнул по «Линкольну» боковой скулой бампера. Решеточка у моего бронехода навроде кастета, и борозда получилась что надо!
- Кто такие? - поинтересовался я у начальника охраны.
- Рыбари, - доложил Ганс. - Из «Севдальрыбы». Директор и цуцики. Я им сказал, будут по гроб расплачиваться кетой. Между прочим, почти согласились. Если б не вы…
- Не жадничай, Гансик! - я зевнул. - Кета до наших краев свежей не доплывает. Потравили бы всю контору.
- Я бы им потравил!.. - Ганс ещё что-то там ворчал но мне было уже не до него.
Я сладко зевал. То есть кета, конечно, рыбка неплохая, особенно свежего копчения, только крысятничать - скверная штука. Стоит только привыкнуть, век потом не отучишься.
- Ой, кинотеатр! - Фима крутанулась на сидении с такой резвостью, что на миг мне показалось, её прелестная головка отвинтится вовсе, скатившись к моим ногам. Но все обошлось. Мы как раз проезжали мимо зачуханного строения, с цветастой афишей, и, впившись в неё глазами, Фима умоляюще затеребила мой локоть.
- Давай остановимся! Ну, пожалуйста!
- Чего ради? - я послушно притормозил.
- Я ведь раньше здесь жила. Вон за теми двумя домами. А в этот кинотеатр ходила смотреть фильмы. Еще совсем маленькой девочкой.
Юная Фима была девочкой! Смехота! А кем, интересно, она была сейчас? Я фыркнул. Можно ли Ганса представить школяром в наглаженной рубашке, в галстучке и с портфелем? Можно, конечно. Если предварительно крепко напиться. Тем не менее, машину я остановил, снисходительным взглядом прошелся по непритязательному фасаду здания. Кинотеатр скорее походил на кино-забегаловку, но назывался, разумеется, «Родиной», что должно было по идее обижать, но отчего-то совсем не обижало. Национальное самосознание тесно срослось с национальным самооплевыванием. Хронически унижаемые в собственных глазах мы - о чудо! - постепенно перестали быть таковыми.
- Хочешь зайти?
- А можно? - глаза Фимы загорелись.
Вероятно, ворохнулось под грудью октябрятское прошлое, запалило ностальгическую свечечку. Эта самая свечка, должно быть, и зажглась в её карих глазках. Я улыбнулся. Ощущение было таким, словно заглядываешь в дверную щелку дядиной спальни.
- Конечно, можно. Сегодня, я - царь и бог, исполняю любые желания.
Припарковав машину к наполовину раскуроченной чугунной оградке (явно трудились молодцы перед очередным организационным слетом), отворил дверцу.
- Ну что, зайдем? Рискнем, как говорится, здоровьем.
- Почему - здоровьем? - удивилась она.
- Примерно в таком же кинотеатрике, - объяснил я, - в дни моей светлой юности мне вышибли первый зуб.
Она засмеялась и тут же, спохватившись, зажала себе рот.
- Можно, - разрешил я. - Можно смеяться, можно даже заказывать мороженое в вафельных плевательницах. Уж нырять в детство, так плашмя и пузом! Как мартовский кот в водосточную трубу.
Озабоченно почесывая макушку, Ганс обогнал нас и скрылся в вестибюле. За ним протопала парочка «моряков».
- Они тебе не помешают? - я кивнул в сторону охраны.
Фима пожала плечиками.
- Сама не знаю. Странное состояние! Что-то помню, а что-то нет. И непонятно, что мне здесь нужно?
- Но что-то, видимо, нужно?
- Представь себе - да! Иду, будто кто-то тянет. В этот самый кинотеатр и именно на этот сеанс.
- Вот Гансик и поглядит, кто это тебя туда завлекает. - Я взглянул на афишу, нараспев прочитал: - Ковбои нашего времени… Забавно. И действительно что-то напоминает.
- Тебе тоже? То есть… Я хотела сказать «вам».
- Что хотела, то и сказала. Не надо лгать, Фимочка. Пусть будет «тебе», я не против. |