— Ты что, заболела? — не поверил муж. — А как же твоя драгоценная диссертация?

— Как-нибудь…

Он сразу понял, что я обманываю его, а с годами лишь укрепился в этой мысли. А раз так — значит, он свободен. Другое дело, до какой степени.

Свобода в понимании моего мужа заключалась в том, чтобы спать в разных комнатах, приходить домой когда заблагорассудится и уезжать в отпуск в неизвестном направлении.

Он быстро нашел высокооплачиваемую работу (область та же: медтехника) и раз в месяц выдавал мне на хозяйство небольшую сумму, требуя при этом, чтобы дома его всегда ждал горячий ужин, а в выходные завтрак и обед. Кроме того, на эти деньги надо было одевать и обувать дочку, платить за ее дополнительные занятия, за квартиру, за свет, за телефон…

Что касается меня, я тоже имела свой заработок. Правда, очень скудный и нерегулярный. Изредка Карташов бросал мне несколько не самых крупных купюр:

— Будешь хорошо работать, получишь еще…

Эти деньги я складывала в ящик комода и, когда их скапливалось достаточно, отправлялась на вьетнамский рынок и там, жестоко торгуясь, покупала себе обувь и одежду. Некоторые вещи: черный норковый полушубок, светло-серое замшевое пальто, красный шерстяной костюм и еще кое-какие мелочи — сохранились у меня со времен Саметовой клиники. Но о том, чтобы носить их каждый день, не могло быть и речи…

Недавно уже повзрослевшая, четырнадцатилетняя Лена сказала мне:

— А я замуж не выйду! Девочку себе рожу и буду жить с ней вдвоем. А ты будешь к нам приезжать.

Всегда демократичная и лояльная (мы с дочкой были большими друзьями), я на этот раз сурово отчитала ее:

— В семье только и может быть полноценная жизнь! Это норма, отстоявшаяся веками!

— Особенно в такой семье, как у вас с папой! — съехидничала Лена.

— Не смей так со мной разговаривать!

— Могу вообще с тобой не разговаривать!

Она ушла в свою комнату, но скоро вернулась как ни в чем не бывало.

— Мам, будешь пить чай?

Постепенно наша размолвка забылась.

Честно сказать, на Ленке в последние годы держался весь наш дом. Она очень рано повзрослела: научилась убираться, готовить, покупать необходимые продукты и при этом строго укладываться в выданную сумму. Лена знала все магазины в округе и уверенно объясняла мне, что хлеб самый дешевый и вкусный продают в магазине при хлебозаводе, молоко — у железнодорожного переезда, зато глазированные сырки там очень дорогие, а замороженное мясо покупать абсолютно невыгодно — надо не лениться и ходить на рынок.

Если у меня оставалось время, из купленных дочкой продуктов я готовила обед. Что-то очень несложное. Например, как сегодня: яйца под майонезом, куриный бульон, засыпанный вермишелью, на второе курица с картошкой пюре, на десерт — чай с пряниками.

Лена вернулась из школы с опозданием, объяснила: дополнительные по химии.

— Сколько можно себя гробить из-за этой химии! — возмутилась я. — Спать в первом часу ложишься и в школе до вечера сидишь!

— Я в медицинский поступать хочу!

— Не выдумывай! — Я даже испугалась. — Такая тяжелая работа!

— Ну, мама!

Я не стала поддерживать разговор, отчасти чтобы отбить у дочери интерес к теме медицинского института, отчасти потому, что сегодня мне предстояло очередное свидание с Карташовым, и настроение было отвратительным. На этот раз он почему-то ждал меня в офисе какого-то фонда, расположенном в переулке у Бульварного кольца. Что бы это значило?

Глава 2

Наконец, вырвавшись из пробки, я свернул на бульвары, но здесь, протащившись метров сто, вновь встал в пробке. Время шло, на лобовое стекло сыпал и сыпал снег.