Вечером я поехал на Пятницкую. Там меня, как и в прошлый раз, окружило веселенькое толстенькое семейство: папа, мама и сынок. Все одинаково маленькие и кругленькие, по-летнему одетые, в майках и шортах.

— Здесь? Ампир? — вырвалось у меня.

— Мы были в гостях, — смеялась мама. — И там нам очень понравилось. Там везде ампир! Мы тоже так хотим.

— Хорошо, что вы еще не приступали, — добавил папа.

— Как вы себе представляете ампир? — спросил я.

— Это вы должны представлять, — веселился папа. — Вы специалист. Вы представляете себе ампир?

— Я представляю себе: ампир — стиль конца XVIII и первой четверти XIX века, продолжение и завершение классицизма.

— Специфика ампира, — я не замечал их веселой язвительности, — прослеживается главным образом в больших казенных зданиях, триумфальных арках, монументах. Ампир — стиль милитаристической и бюрократической империи Наполеона I. Внутри зданий — просторные холодные залы, ротонды.

Они разом вопросительно вскинули брови.

— Ротонда, — пояснил я, — круглая комната, сверху перекрытая обычно куполом, который поддерживается колоннами. Персье и Фонтен создали ампирный стиль в обстановках дворцов Тюильри, Компьеня и Мальмезона. В основу они положили формы античной мебели в сочетании с мотивами египетского искусства. Для ампирной мебели характерны округлые контуры, ножки и ручки в виде крылатых сфинксов, лебедей, звериных лап и тому подобного, используется стилизованная военная символика или античная, скажем — факел, стрела. Часы и канделябры делаются в виде урн, колонн и памятников…

У меня заиграл сотовый.

— Я сегодня уезжаю в Питер. Мне нужно тебя видеть, — грустно говорила Глинская. — Дома тебя нет. Где ты?

— Рядом с тобой. Как дела с Мариной?

— Все расскажу. Когда тебя ждать?

— Скоро.

— Скорее. А то мне ехать надо.

Я отключился.

— Мы согласны! — радовалось круглое семейство. — Вы нам рассказали даже лучше. Просто сказка! То, что мы видели, — ерунда. Мы хотим быстрей!

Мы обсудили формальности и детали, и вот я уже у Глинской, в ее уютном закутке среди старых книжных шкафов.

— Дела с Мариной таковы. — На лице Глинской лежала печаль, она улыбалась лишь губами. — Примерно десять лет назад Марина вышла замуж за некоего военнослужащего с двумя детьми. И вскоре все они съехали оттуда. Пока неясно куда. Скорей всего — на окраину. Необходимо мое личное там присутствие. Ты знаешь, у меня такое чувство, что ее в живых уже нет.

— И как же теперь быть? — спросил я, тоже предавшись печали.

— Ты не волнуйся. Я найду ее живой или мертвой. Не в этом дело. А поехали вместе?! Вдвоем веселей. Так ехать одной не хочется. А? Поехали?

— Не могу. Новый заказ…

— А там ты реально поможешь своим друзьям. Мы быстро — в четыре руки — все сделаем. И скоро будем здесь. Давай?

— Никак не могу.

— Тогда хотя бы отвези меня на вокзал. Да посади в поезд. — Глинская улыбнулась. — Да оставайся в нем сам. Поехали?

Мы вышли к машине и поехали на Ленинградский вокзал.

— Ты знаешь, глупо, — сказала она, когда мы уже шли по перрону, — но у меня такое чувство, что больше мы никогда не увидимся. Тяжело как. Значит, не поедешь?

Валил крупный мягкий снег, и от этого белые станционные огни и все вокруг становилось далеким, ненастоящим.

Вскоре поезд с ней исчез в снеговой пыли.