— Никто не знал, что он вас бил?

— Он страдал вдвое больше, чем я, — пожал плечами Томас Айвор. — В конце концов, я ушел, у меня было будущее. А он не смог избавиться от прошлого. Он тосковал до самой смерти. — Айвор ополоснул мыло и руки горячей водой, потом включил холодную воду и тщательно смыл остатки грязи с умывальника.

— Мне очень жаль, — с трудом выдавила Эвелин.

— Жалейте его, а не меня. — Он повернулся к ней и вытянул вперед руки, будто ожидая, что кто-то стремительно кинется их вытирать.

Эвелин поспешила достать ему пушистое махровое полотенце.

Томас Айвор насухо вытер руки, повесил полотенце на шею и с наслаждением вдохнул терпкий аромат, оставшийся в ванной после ее утреннего купания.

— Ммм… восхитительно. Вы фанатик омовений, мисс Лентон?

— Кажется, мы договорились, что вы будете звать меня Эвелин, — сказала она, не желая вступать на опасную почву.

— Я решил, что «мисс Лентон» звучит приятнее. Это так…

Она знала, что он скажет, и ее руки, сами по себе, закрыли его рот, пытаясь удержать очередную колкость.

Его глаза сверкнули.

— … изысканно… — Слово было еле слышно, его губы сомкнулись в центре ее ладони, — почти как в поцелуе.

Эвелин резко отдернула руку и вытерла ее полой блузки, но ощущение жара его прикосновения сохранилось.

Она с негодованием смотрела ему в спину, пока он вешал на крючок полотенце.

— Зачем только вы возились в гараже! Теперь придется все стирать.

— Я что-нибудь испачкал? — Он осмотрел узкие рукава светлой рубашки, заметил несколько пятнышек грязи на манжетах и воротнике и… начал расстегивать пуговицы.

— Вот уж, действительно, «непредвиденные обстоятельства». Не соблаговолите ли вы ее постирать? — Он сбросил рубашку, представив взору Эвелин мощный загорелый торс.

— Я — не прачка, — возмутилась Эвелин, отодвигаясь к двери. — Оставьте это удовольствие для миссис Морган.

— О, простите. Я думал, вы захотите воспользоваться шансом и полюбоваться моим полуобнаженным видом… мы тогда были бы в расчете, — промурлыкал Томас Айвор, придвигаясь к ней.

Только бы он не прочитал в ее глазах, что она уже представляла его и полностью обнаженным, в этой самой комнате!

— Неужели вам недостаточно всех тех неприятностей, которые ваша семья мне уже доставила? — Эвелин перешла в решительное наступление, стараясь не смотреть на Томаса. — Если из-за вас я потеряю и работу, и репутацию, то, клянусь, я подам на вас в суд. И тогда вам придется содержать меня всю оставшуюся жизнь.

Ее угроза произвела неожиданный эффект. Усмешка исчезла с лица Томаса Айвора, он выпрямился, расправил плечи, глаза угрожающе прищурились, а челюсть закаменела. Эвелин попыталась выскользнуть в коридор, но он уперся рукой в стенку, преграждая ей путь.

— Что это значит? Что этот проклятый Селдом наговорил вам?

— Что придется временно отстранить меня от работы «во избежание», пока шум не утихнет.

Он нахмурился.

— Что за чушь!

Его возмущение еще больше подстегнуло Эвелин.

— Вы думаете, я шучу? — Она коротко изложила Томасу Айвору суть разговора с Брюсом. Из гостиной доносились звуки знаменитого седьмого вальса Шопена, Сандра включила запись Глории. Это было кстати, Эвелин боялась, что Сандра их услышит. — Если события будут так развиваться, мне придется «помахать ручкой» всем моим планам. Официальное порицание будет внесено в мой послужной список, и тогда мне уже никогда не очиститься от этой грязи, а значит, и не быть педагогом.