— Что ты тут делаешь?

Эвелин, выйдя из оцепенения, подняла голову — в дверях комнаты стоял Томас Айвор.

— Слушание дела отменили, заболел судья, — слегка недоуменно разъяснил он, — вот я и вернулся. Миссис Морган сказала, что ты пошла наверх, и я отправился искать тебя. Что интересного ты нашла? — Томас Айвор с любопытством разглядывал пыльные листочки, которые Эвелин крепко прижимала к груди.

Ее пальцы онемели, и злополучный листочек выпорхнул из ее руки и плавно спланировал прямо к ногам Томаса Айвора. Он стремительно нагнулся, чтобы подобрать листок и отдать его Эвелин, но, когда увидел, что он держит в руках, застыл и побледнел.

Томас Айвор медленно поднял голову и посмотрел на Эвелин, как на чужую.

Она поняла, что видит крушение своей мечты.

Он не сказал ни единого слова. Это было не нужно. Его мертвый взгляд сказал все. Эвелин почувствовала себя убитой. Его возмущению она, может быть, и смогла бы противостоять, но его очевидная боль обезоружила ее. Теперь Эвелин достаточно хорошо знала характер Томаса Айвора, знала, каким сильным потрясением для него было снова столкнуться с предательством той, которая говорила, что любит его.

Он повернулся и, сжав руки в кулаки, побрел на негнущихся ногах прочь от Эвелин, в сторону холла, ведущего из спальни к началу лестницы. В одной руке он по-прежнему держал дневник, в побелевшем кулаке другой — скомканное письмо.

Эвелин двинулась вслед за ним, что ей оставалось делать? Дверь за собой он не прикрыл, что, впрочем, ее нисколько не ободрило. Это не значило, что Томас Айвор зовет ее пойти за ним, он действовал не раздумывая, инстинктивно стремясь в свой кабинет, как зверь ползет в свое логово зализывать раны. В кабинете он подошел к открытому окну и стал стряхивать пыль с зеленой тетради, наполнив пространство комнаты сверкающим облаком легких пылинок, искрящихся на солнце.

Эвелин положила на краешек стола стопку бумаг и писем, которые она, сама того не замечая, принесла с собой и, пригладив дрожащими руками складки юбки, рискнула заговорить.

— Томас, мне очень жаль…

— Итак, Глория, уходя, оставила в моих руках компрометирующие материалы и, сообразив это, решила их достать, — вслух рассуждал Айвор, будто не замечая Эвелин. — Но у нее не хватило мужества обратиться ко мне с просьбой вернуть их. — Его слова звучали монотонно и предельно скучно, словно он читал затасканный, заранее заготовленный текст. — Вместо этого она подослала сюда хитрую маленькую кузину разведать, нельзя ли увести это добро у меня из-под носа.

Он вскинул голову, его серые глаза горели холодным огнем, но разум очень быстро оправился от шока.

— Как ты, должно быть, была разочарована, когда выяснилось, что я работаю дома, а в нужной тебе комнате живет Альфред. Неудивительно, что ты отказалась здесь ночевать. Тебе вовсе не улыбалось иметь под боком слишком рьяного любовника, который мог бы появиться не вовремя. Каким же я был простаком, попавшись на эту твою показную робость — «можно-нельзя», «страшно-стыдно»! Ты выжидала, когда уедет Сандра, чтобы сбежать. А я-то думал, что это чрезмерная серьезность не позволяет тебе вступать в отношения, в которых ты не вполне уверена. На самом деле, тебя удерживала только мысль, стоит ли торговать своим телом дольше, чем это необходимо…

У Эвелин перехватило горло. Томас Айвор сейчас был намного агрессивнее, чем когда-то, в их первом противостоянии, только теперь у нее не было ощущения невиновности, которое тогда помогало ей защищаться.

— Я была с тобой потому, что мне этого хотелось, — хрипло возразила она. — Да, действительно, Глория просила меня забрать у тебя кое-что, принадлежащее ей, так, чтобы ты об этом не знал.