От пышущей в окна утренней жары бекон с каждой секундой становился все более мягким и осклизлым. Я подумал: надо бы вытащить его на улицу и поджарить на тротуаре. Ну, или на крайняк скормить трогам. Мэгги закусила губу. Я решил, что она снова скажет что-нибудь насчет духовки или порчи бекона, но вместо этого она сообщила:
— Мы сегодня с Норой хотим куда-нибудь пойти. Она предлагает в «Вики».
— Нора? Это та девчонка с язвами?
— Не смешно.
Я запихал в рот остатки батончика.
— А мне смешно. Я вам говорил: в этой воде нельзя купаться.
Она состроила гримасу.
— Но ведь со мной ничего не случилось, мистер всезнайка. Мы же смотрели, где купаемся: вода была не желтая, не грязная, не какая-то там еще…
— И вы прыгнули прямо туда и стали плескаться. А теперь она вся покрылась прыщами. И откуда только они взялись, правда? — Я прикончил второй пакетик кофе, вместе с оберткой от батончика бросил его упаковку в мусоропровод и пустил воду, чтобы смыть мусор. Через полчаса они завертятся и растворятся в чреве помпы номер два. — Нельзя же считать что-то чистым только потому, что оно выглядит таковым. А тебе просто повезло.
Я вытер руки, подошел к ней и провел рукой по изгибу бедра.
— Да вот, повезло. Все еще никакой реакции. — Она шлепнула меня по рукам. — Эй, ты что у нас, доктор?
— Специалист по средствам для тела…
— Противный! Мы с Норой договорились встретиться в восемь. Сможем попасть в «Вики»?
Я пожал плечами.
— Вряд ли.
— Но ты ведь сам говорил, Макс у тебя в долгу… — Она осеклась, вновь поймав мой плотоядный взгляд. — О, ладно.
— Ты о чем?
Она покачала головой и ухмыльнулась.
— После двух предыдущих ночей грех не воспользоваться таким случаем.
— Вот именно. — Я наклонился и поцеловал ее.
А когда она все же отстранилась и подняла на меня свои огромные карие глаза, все это непутевое утро растаяло без следа.
— Ты опоздаешь, — прошептала она.
Но всем телом уже стремилась ко мне и по рукам меня больше не шлепала.
Лето в Нью-Йорке — одно из самых моих нелюбимых времен года. Жара опускается между домами и душит все живое, а воздух просто… останавливается. И везде вонь. От пластика, плавящегося на раскаленном бетоне; от горящего мусора; от засохшей мочи, которая обретает второе дыхание, когда кто-нибудь сливает воду в сточную канаву; да просто от стольких людей, сбившихся в одном месте. Словно все эти небоскребы — потные алкаши, которые стоят здесь, измученные после вчерашней попойки, и сочатся следами того, что они накануне вытворяли. Моя астма от всего этого просто дуреет. Бывают дни, когда по дороге на работу приходится по три раза прикладываться к ингалятору.
Пожалуй, только одно хорошо летом — что это не весна, а потому на голову по крайней мере не капает мерзло-слякотный бетонный дождь.
Я пошел напрямик, через парк, чтобы дать легким отдохнуть от вони, однако и здесь было ненамного лучше. Жара еще только нарастала, но вид у деревьев был уже запыленный и усталый, все листья на них пожухли, а на газоне, там, где трава сдалась под натиском лета, виднелись здоровенные коричневые проплешины — как на спине у старого облезлого пса.
Троги были тут как тут: валялись на траве, купаясь в пыли и солнечных лучах, наслаждаясь очередным теплым деньком и бездельем. В такую погоду их всегда полно. Я остановился, чтобы посмотреть, как они резвятся — мохнатые, рогатые и абсолютно беззаботные.
Когда-то давно было организовано движение, требовавшее избавиться от них или, по крайней мере, стерилизовать, но мэр выступил против, сказав, что у трогов тоже имеются кое-какие права. |