-- Тогда пойдем расписочку напишем...
Роман поднял брови, закатил глаза, оскалил зубы и потряс головой,
но все-таки вышел. Я осмотрелся. Мебели в комнате было немного. У окна
стоял массивный стол, накрытый ветхой серой скатертью с бахромой, перед
столом -- колченогий табурет. Возле голой бревенчатой стены помещался
обширный диван, на другой стене, заклеенной разнокалиберными обоями,
была вешалка с какой-то рухлядью (ватники, вылезшие шубы, драные кепки и
ушанки). В комнату вдавалась большая русская печь, сияющая свежей
побелкой, а напротив в углу висело большое мутное зеркало в облезлой
раме. Пол был выскоблен и покрыт полосатыми половиками.
За стеной бубнили в два голоса: старуха басила на одной ноте, голос
Романа повышался и понижался. "Скатерть, инвентарный номер двести сорок
пять..." -- "Вы еще каждую половицу запишите!.." -- "Стол обеденный..."
-- "Печь вы тоже запишете?.." -- " Порядок нужен... Диван..."
Я подошел к окну и отдернул занавеску. За окном был дуб, больше
ничего не было видно. Я стал смотреть на дуб. Это было, видимо, очень
древнее растение. Кора была на нем серая и какая-то мертвая, а
чудовищные корни, вылезшие из земли, были покрыты красным и белым
лишайником. "И еще дуб запишите!" -- сказал за стеной Роман. На
подоконнике лежала пухлая засаленная книга, я бездумно полистал ее,
отошел от окна и сел на диван. И мне сейчас же захотелось спать. Я
подумал, что вел сегодня машину четырнадцать часов, что не стоило,
пожалуй, так торопиться, что спина у меня болит, а в голове все
путается, что плевать мне в конце концов на эту нудную старуху, и скорее
бы все кончилось и можно было бы лечь и заснуть...
-- Ну вот, -- сказал Роман, появляясь на пороге. -- Формальности
окончены. -- Он помотал рукой с растопыренными пальцами, измазанными в
чернилах. -- Наши пальчики устали: мы писали, мы писали... Ложитесь
спать. Мы уходим, а вы спокойно ложитесь спать. Что вы завтра делаете?
-- Жду, -- вяло ответил я.
-- Где?
-- Здесь. И около почтамта.
-- Завтра вы, наверное, не уедете?
-- Завтра вряд ли... Скорее всего -- послезавтра.
-- Тогда мы еще увидимся. Наша любовь впереди. -- Он улыбнулся,
махнул рукой и вышел.
Я лениво подумал, что надо было бы его проводить и попрощаться с
Володей, и лег. Сейчас же в комнату вошла старуха. Я встал. Старуха
некоторое время пристально на меня глядела.
-- Боюсь я, батюшка, что ты зубом цыкать станешь, -- сказала она с
беспокойством.
-- Не стану я цыкать, -- сказал я утомленно. -- Я спать стану.
-- И ложись, и спи... Денежки только вот заплати и спи...
Я полез в задний карман за бумажником. |