ХЭЛЕН. То же самое ты сказала прошлой ночью.

АННИ. Но… я хотела… я хотела побыть одна…

ХЭЛЕН. Я тоже.

АННИ. Одна! Всегда одна! Потому что мне запрещается иметь поклонника, воздыхателя, ка-ва-ле-ра! Да просто, господи, прости, — любовника!

ХЭЛЕН. Но у тебя их никогда не было!

АННИ. Конечно, я же говорю — мне запрещается!

ХЭЛЕН. Тебе запрещается меня обманывать.

АННИ. Это совсем другое. Я…

ХЭЛЕН. Я не хочу? чтоб он здесь появлялся. Я — не хочу!

АННИ. Но это и мой дом тоже!

ХЭЛЕН. Значит, на моей половине! Он… Его… Его появление все изменило у нас… Все перемешало между нами. Куда всё делось, куда?

АННИ. Ничего не изменилось, девочка. Ничего.

ХЭЛЕН. Тогда почему ты лжешь?

АННИ. Только потому, что мне запрещается иметь поклонников.

ХЭЛЕН. Разве я это говорила?

АННИ. Я говорю это! Я!

ХЭЛЕН. Значит, ты и отвечаешь сама себе… И — решай… тоже… сама. (Уходит).

Музыка. АННИ одна. Она вслух сочиняет письмо ДЖОНУ.

АННИ. Дорогой Джон! Джон — самый, самый дорогой! Приходи! Я прощу тебя присоединиться к нам в воскресенье — мы собираемся смотреть новый дом… И Хэлен будет счастлива, если ты придёшь. Иначе я… задушу ее! Что-нибудь ты можешь понять? Я сама уже ничего не понимаю, — я только знаю — вспомню хоть на миг, и жить не хочется… Вру, вру — хочется! Джон… Прошлое наваливается, как гора…

Он стоит сзади, держит в руках пальто Анни.

ДЖОН. Эй!

АННИ. А ты так еще молод, чтобы понимать, что оно есть — прошлое…

ДЖОН. Прошлое — это недвижимость… И все-таки добро пожаловать в наш двадцатой век! Смотрите — здесь все ново!..

АННИ. Здесь все старо, как… мир. Я думала, что решила проблему из проблем — нашла смысл жизни в ней, в Хэлен, а теперь получается, что Хэлен и стала проблемой из проблем.

ДЖОН. Есть ответ на все проблемы — это я! Но меня никто не слышит!

АННИ и ДЖОН пересекают сцену, направляясь туда, где развешаны бельевые веревки. Здесь их ждут доктор ЭД и ХЭЛЕН. Сцена совершенно пуста, лишь сломанный стул у одной из кулис.

ЭД. Видите, сколько простора… Не обращайте внимания на некоторую затхлость — дом пустовал год, но из него можно сделать дворец!

ХЭЛЕН. Какой божественный аромат… Это сосны?

ЭД. Сосны. Пойдем.

ХЭЛЕН. Сосны… Сколько божества…

ЭД. Конечно, нужно подкрасить кое-где, но что мне особенно нравится: много места. Столько свободы.

ДЖОН. Даже слишком. Можно запускать воздушного змея под этими кронами.

ЭД. А там, наверху, чудесная спаленка с балконом.

ДЖОН. Я способен сотворить с этим домом чудеса. Дайте мне его, и никто не узнает потом — я превращу его в сказку. Да, да, между прочими я очень умелый.

ХЭЛЕН. Пойдемте! (Доктору). Я хочу на тот балкон.

Они уходят.

АННИ (ДЖОНУ). Я постарела лет на одиннадцать.

ДЖОН. А я чувствую себя просто-таки младенцем, до такой степени мне необходима материнская ласка, забота, внимание… Иначе я погибну.

АННИ. Ты меня совсем не знаешь.

ДЖОН. Уверен — ты потрясающая мать.

АННИ. Мать — это не жена… Я отвратительная, властолюбивая, подозрительная… Я никому не верю. Я до слепоты и глухоты ненавижу людей. Все они злобные твари… Сколько я себя помню — у меня болит сердце… Жжет и болит…

ДЖОН. Пусть так, но я не намерен с этим мириться! Я изменю тебя! Ты сама изменишься! И знаешь почему? От общения со мной! Ибо ты имеешь дело с самим совершенством! Я — безупречен! И потому я надеюсь на будущий потрясающий детский питомник в этом доме!

АННИ.