А может, лучше так: дом имел преимущество иметь мезонин?

А тесть лихого продавца, как я теперь окончательно убедился, вовсе не впал в старческий маразм, а просто предпочёл иметь преимущество иметь благословение иметь чеховскую бородку до конца.

Нет, не напрасно я сюда ехал.

Да и обкатка продвинулась.

глава сорок вторая

Священная земля Болграда

Ну вот, дело дошло, наконец, и до Заключения — есть ощущение, что «Священная земля Болграда» завершит собой весь «КАТАРСИС».

Только вот незадача: ступив на землю Болграда лишь мысленно, обратиться к его жителям могу только через городскую газету, — но раз на весь Болград всего десять экземпляров «КАТАРСИСа-1», которые я самолично же и привёз, «КАТАРСИСа-2», видимо, ни одного экземпляра в городе нет, а «КАТАРСИС-3» и вовсе существует только в рукописи и пока не доступен вообще никому, то как читатели газеты смогут понять «Священную землю Болграда», заключительную главу обширного трёхтомника?!..

Но иначе, как только ощущая под ногами землю Буджакских степей, иначе, как только чувствуя нежное тепло придунайского осеннего солнца на лице и обращаясь к болгарам-неугодникам, писать «Священную землю…» не могу — да и духовные наследники основателей Болграда меня всё равно поймут. Если не всё, то, во всяком случае, направление и дух. Ведь была же опубликована в болградской «Дружбе» три года назад статья «Бог Велес, Понтий Пилат и Цыганский Барон» (теперь это тоже глава «КАТАРСИСа-3»), хотя в ней, казалось, совершенно нелогично упоминались Понтий Пилат и великая Ра-река (Волга) как место, со зрелым Понтием Пилатом как-то связанное! Но опубликовали без изъятия — значит, даже в малочисленной редакции «Дружбы» было кому понять …

Что это я взялся идти против течения, не просто отстаивая доброе имя Понтия Пилата, но и доказывая, что только он мог быть автором Протоевангелия, уничтоженного одной иерархией?

Почему из десяти-одиннадцати лет, отданных напряжённому изучению духовно-психологического облика Пилата и складывавшихся вокруг него обстоятельств, восемь я вновь и вновь отправлялся работать именно в Болград, место от Москвы не только удалённое, но и с точки зрения транспорта весьма неудобное?

Выбор Болграда как необходимой составляющей для выполнения работы, города, в котором у меня нет родни и поначалу не было даже знакомых, не может быть случаен — как не были случайны и некоторые другие места, в которые я, логической частью ума не постигая причин, несмотря на трудности, упорно добирался.

Скажем, исследуя феномен расслоения народов планеты по духовно-психологическому принципу и, естественно, заинтересовавшись маршрутами перемещения моих почти забытых предков, я прямиком добрался до удалённого от удобных трасс украинского села Вулыга и обнаружил там «гнездо» носителей моей, так скажем, не слишком распространённой фамилии.

Далее. Была в XV веке некая ересь «субботствующих», сведений о которой не сохранилось почти никаких, кроме разнузданных фантазмов двух палачей да нескольких книг, которые казнённые еретики перевели с других языков на родной и содержание которых перечёркивает бессовестные измышления палачей.

Несмотря на отсутствие свидетельств даже о вероучении этих явно обовранных людей, я, тем не менее, решил написать повесть «Шестая». Решить-то решил, но, чтобы начать, не хватало «знакомства» с одной из главных героинь — великоновгородчанкой. Казалось бы, надо ехать в Великий Новгород, кстати, никогда мной не виданный, но вместо этого еду на Украину. И там забираюсь в село, в котором на берегу ставк`а (пруда) в голубоглазой шестилетней девчушке узнал, наконец, свою давно разыскиваемую девятнадцатилетнюю героиню!

Мать девчушки, с которой я познакомился недели через три, когда «Шестая» была наполовину сформирована (вернее, списана с этой девчушки, хотя Шестая не она), представьте, рассказала, что родом она не с Украины, а из-под Великого Новгорода (!), и что её прабабушка была субботницей (!) и притом, насколько было известно этой женщине, последней из верующих.