— Спрашивайте, — раб облизнул разом пересохшие губы.

— Сдаётся мне, что в первую в городе ночь хозяин твой на положенном месте не ночевал, — сказал начальник полиции. — Твой сотоварищ нам сказал, что вы спали поперёк двери и выйти он не мог. Так ли было?

— Он соврал, — прохрипел верный раб. — Жена господина осталась дома, в Риме! Что вы хотите? Ну и он сразу же… на «красный светильник». В их, — раб мотнул головой в сторону блудницы, — квартал. Он о нём знал ещё до приезда сюда!

глава IX

третья посмертная жизнь

— И ещё, — не дожидаясь, пока Пилат опустится в кресло, сразу перешёл к делу Киник, — мы, размышляя о посмертных жизнях основной улики, не обсудили самое главное.

— Основной улики? Главное?.. — поморщился наместник, ещё находясь под впечатлением успехов розыскных усилий начальника полиции, полностью подтвердивших догадку о соглядатае как орудии заговора с целью его, наместника, смещения. Он уже предвкушал, какие обильные результаты даст пытка соглядатая. Впрочем, торопиться особенного смысла не было, желательно было выявить все его связи. А они, очевидно, были даже во дворце. Считая дело уже практически расследованным, Пилат после стольких дней тревожащей неизвестности был особенно весел. Выражаясь языком Киника, «основная улика» если и имела значение, то скорее только историческое. Или эстетическое.

Киник равнодушию наместника не удивился и, обращаясь к Пилату, продолжил:

— Конечно, главная улика — форма на тебя… воздействия. — У трупа посмертных жизней гораздо больше, чем может показаться. Их — целый хоровод. Мы с тобой присмотрелись только к двум его ипостасям. Любовника многих мужчин и сына патриция, то есть самого, в сущности, патриция. А про третью, главную ипостась — забыли!

— Что он любовник ещё и моей жены? — усмехнулся наместник. — Или то, что он — несостоявшийся мой любовник?!

— То, что он любовник жены, — это, точно, ещё одна его жизнь. Но самое главное в трупе то, что он — труп.

— Грандиозно! — рассмеялся наместник. — После разговоров с тобой никогда бы об этом не додумался! Удивительно: труп! Ха-ха! Ха-ха-ха!

Киник, заразившись неуместным смехом наместника, не удержался и тоже, давясь, рассмеялся.

— И всё же, — сказал он, — он — труп. И это очень важно.

— Ха! Говорят, что есть много таких, которые… любят именно с трупами, — не унимался наместник. — Да, они явно предполагали, что я отныне приговорён ворочаться по ночам и сожалеть, что я тогда его не изнасиловал! Ха-ха!

В каждой шутке шутки только доля. Остальное — правда, всегда постыдная. И эта действительно обнимавшая Пилата «шутка» заставляла сердце Киника сжиматься от сострадания. Как же всё-таки силён дракон власти!

Можно было бы, расследуя продолжающееся воздействие трупа на жизнь Пилата, употреблять не выражение «посмертная жизнь», а слово «смысл», но слово это абстрактно и неощутимо, а влияние умершего динамично и осязаемо.

— Умолкаю, — сказал Киник. — Послушаем, что обнаружил начальник полиции. Неважно, что на пустом месте. Скорее всего, это признание якобы свидетеля. Ведь так?

— А что начальник полиции? — перестал смеяться наместник. — Поступает согласно профессиональным навыкам.