Ваймс не сумел с собой справиться и в уме перевел его слова так: «Я раздосадован тем, что вы первым пожали руку не мне, а какому-то садовнику…» Что, если быть честным, не было преднамеренно. Ваймс схватил руку садовника из чистого, непреодолимого страха. Перевод продолжился: «а теперь я беспокоюсь, что пришел конец нашей беззаботной и легкой жизни».
— Погоди-ка, — сказал Ваймс, — разве моя жена не «милость», как я? Это же немного больше, чем просто «леди». Сиби… ее милость заставила меня просмотреть табель о рангах.
Леди Сибилла отлично знала своего мужа, как могут знать люди, соседствующие, скажем, с вулканом. Главное - не позволить устроить тарарах.
— Сэм, для всех слуг в обеих домах я леди Сибилла еще с тех пор, как была девочкой, кроме того, это мое имя и я на него отзываюсь, по крайней мере в разговоре с теми, кого считаю друзьями. И тебе это известно! — А про себя добавила: «У всех нас есть заскоки, Сэм. Даже у тебя».
И в этой накалившейся до красна атмосфере леди Сибилла пожала руку экономке и повернулась к сыну:
— А тебе, Сэм-младший, пора ужинать и спать. И никаких отговорок.
Ваймс огляделся, когда они в сопровождении небольшого числа слуг вошли внутрь помещения, которое и своим убранством и целью создания скорее напоминало арсенал. В глазах любого полицейского это не могло быть ничем иным, хотя, без сомнения, сами Овнецы, развешивая на стены мечи, алебарды, сабли, булавы, пики и щиты, считали, что это часть древней мебелировки. По центру располагался огромный герб Овнецов. Ваймс уже знал, что их девиз: «Храним то, что имеем». Это можно было считать… подсказкой.
Вскоре леди Сибилла была целиком занята в огромной прачечной и по совместительству гладильной комнате с гувернанткой по имени Чистота, взятую на службу по настоянию Ваймса после рождения младшего Сэма, и у которой, по мнению обеих супругов намечались отношения с Вилликинсом, но их мнение осталось всего лишь догадкой. Обе женщины были поглощены традиционным женским развлечением - перекладыванием вещей из одной штуковины в другую. Это могло продолжаться бесконечно долго, включая церемонию разглядывания чего-нибудь на свет с попутными раздосадованными покачиваниями головы и вздохами.
Не зная чем еще заняться, Ваймс вернулся по великолепной лестнице к выходу и зажег сигару. Сибилла была тверда как кремень в вопросе курения в доме. Голос за спиной уведомил:
— Вам нет необходимости это делать, сэр. В доме есть отличный кабинет для курения с заводным экстрактором дыма, очень шикарным. Поверьте, сэр, такое вы редко где увидите.
Ваймс позволил Вилликинсу указывать путь.
Это была очень миленькая курительная, хотя опыт Ваймса в этом вопросе был чрезвычайно ограничен. В кабинете оказался большой бильярдный стол и спуск вниз, в винный погреб, в котором хранилось столько выпивки, сколько ни разу в жизни не видел ни один завязавший алкоголик.
— Разве мы не уведомили их, Вилликинс, что я не пью?
— Разумеется, сэр. Сильвер ответил, что в поместье считают пристойным, так он выразился, держать бар полным на случай прихода гостей.
— Что ж, Вилликинс, похоже будет грешно не воспользоваться подобной оказией. Так, что будь моим гостем и налей себе чего-нибудь.
Вилликинс заметно отшатнулся:
— О, нет, сэр. Я не могу этого сделать, сэр.
— С какой стати?
— Просто не могу, сэр. Я стану посмешищем всей лиги Джентльменов, если до них дойдет, что я был настолько дерзок, что посмел выпивать со своим нанимателем, сэр. Не в свои сани не садись.
Это обидело Ваймса до самого эгалитарного нутра. Он ответил:
— Мне все известно про твои сани, Вилликинс. |