— Что не имеет смысла?

— Отвергать реджу.

— Если бы люди все делали со смыслом, у нас не было бы психологов. – И мы не покупали бы динозавров детям, в существовании которых нет смысла. Я стиснул зубы. Нет смысла в существовании ни одного из них. Глупые мамаши…

Элис вздыхает и пробегает руками вдоль своих бедер, растирая себя. Задрав юбку, погружает пальцы в свою плоть.

— Все равно, в этом нет никакого смысла. Как мне хорошо… Те, кто прекратили принимать реджу, должно быть, спятили.

— Конечно, они спятили. Они убивают себя, они делают детей, не зная, как о них потом заботиться, они живут в дерьмовых квартирах в темноте, никогда не выходят наружу, они воняют, они ужасно выглядят, у них нет ничего хорошего впереди! – я срываюсь на крик и замолкаю.

Элис изучает меня.

— С тобой все в порядке?

— Со мной все хорошо.

Но я, на самом деле, очень зол. Зол на тех дамочек, за то, что они, глупые, покупают игрушки. Меня достало, что эти тупые бабы тешат таким манером своих тупых подлежащих уничтожению детей, относятся к ним так, как будто им не суждено кончить в качестве компоста.

— Давай не будем сейчас о работе. Давай просто поскорее приедем домой. – Я выдавливаю улыбку. – У меня уже выходной, давай проведем его с пользой.

Элис по-прежнему смотрит на меня. Я вижу вопросы в ее глазах. Если бы она не была на пике «прихода» от реджу, она бы продолжила давить на меня и выспрашивать. Но она настолько поглощена звоном своего обновленного тела, что не устраивает допроса. Она смеется, ее пальцы бегут вверх по моей ноге и начинают шалить со мной. Я использую свои полицейские коды, чтобы преодолеть ограничения безопасности маглайна, и мы пулей летим вдоль Дамбы к Спирали Ангелов, и солнце ярко сияет над океаном, и Элис улыбается и смеется, и прозрачный воздух кружится вокруг нас.

Три ночи. Очередной вызов, окна опущены, с воем несусь сквозь сырость и духоту Ньюфаундленда. Элис хочет, чтобы я вернулся домой, расслабился, но я не могу. Не хочу. Не знаю, чего я хочу, но явно не завтрака с бельгийскими вафельками, или траханья на полу комнаты, или похода в кино, или… на самом деле, я ничего не хочу.

Я, впрочем, и не смог бы. Мы приехали домой, и у меня не вышло. Всё было не так. Элис сказала, что это пустяки, что она все равно хотела порепетировать.

А сейчас уже прошло более суток с тех пор, как я видел ее в последний раз.

Я на службе, езжу по вызовам уже сутки кряду, подстегиваемый «маленькими помощниками полицейского» и лошадиными дозами кофеина, и мой тренч, шляпа и руки испещрены остатками сделанной работы.

Вдоль береговой линии высокие морские волны неистово плещут поверх волноломов. Впереди светятся огни угольных фабрик и заводов-газификаторов. Вызов направляет меня к блистающему лику Кластера Паломино, району дорогой недвижимости. Поднимаемся на масслифте и вламываемся в дверь, Пентл прикрывает мою спину. Мы знаем, кого обнаружим за дверью, но насколько сильно они будут сопротивляться – никогда нельзя предугадать.

Бедлам. Симпатичная смуглокожая девушка, у которой была бы великолепная жизнь, не реши она, что ей нужен ребенок. Непрерывно орущий ребенок, лежащий в углу в ящике. Девушка тоже кричит – на малыша в ящике, кричит как безумная.

Они оба начинают кричать, как только мы вламываемся в дверь. Мне как будто натолкали отвертки в уши, а это всё продолжается и продолжается. Пентл хватает девушку и пытается ее удержать, но она и ребенок по-прежнему орут, и я внезапно чувствую, что не могу дышать. Я едва могу стоять на ногах. Ребенок орет, орет и орет, набивая мою голову отвертками, осколками стекла и острыми кусочками льда.

Так что я пристреливаю тварь. Выхватываю «Грейндж» и всаживаю пулю в этого сосунка.