|
За минуту, пока короткая лучина горит, шесть прицельных выстрелов можно сделать — на полторы тысячи шагов. В бой не вступая, можно за версту неприятеля совершенно истребить, потерь не имея. И эта винтовка сделана через год будет, слово даю. Но, чтобы войска ею вооружить, надо заводы и мануфактуры строить, мастеров готовить. А затраты велики, и потому казну наполнять надо. А с помещичьих крестьян денег не возьмешь — они барам своим платят. А те деньги на кружева да вина тратят, петимеры…
— Да, Петр Федорович, дела великие вы задумали. И я вам во всем, муж мой, помогать буду! — Я верю тебе! Ты для начала в наших семейных, кабинетных, делах, я хотел сказать, порядок наведи и воровство там пресеки. А то покойный граф Роман — «большой карман», канцлер и братья Нарышкины в делах бордель развели, воровство повсеместное. Казной кабинетной сама распоряжайся и долги выплати с нее. А воров ко мне направляй, я их теперь насквозь вижу, лгать мне бессмысленно. Уменьши расходы на двор, лишних прихлебателей разгони к чертовой матери. Прости, господи, меня грешного! Повод удобный уже есть. И новых не набирай. Дворцы наши, здешний и Зимний в Петербурге, обустраивай, чтоб иностранцам не стыдно показать было. Но остальные скромно, без роскоши и излишеств. Образцы новой формы безотлагательно делай — нечего офицерам и солдатам в кружева рядиться, словно бабы они, а не воины русские. Скромнее надо быть, да и экономия изрядная получится… — Сделаю, государь. А воротник вам своими руками вышью. К осени готово будет. — Надо бы пораньше, мое золотце! Пусть расходы большие будут, но лучше раз потратиться, зато потом экономия все покроет. — Через две недели образцы формы для войск и сапоги готовы будут. Я сегодня же займусь. — Молодец! Дай поцелую в щечку, разумная ты моя! — Петр посадил Екатерину к себе на колени и поцеловал женщину. Крепко обнял ее и начал ласкать. Жена стала ему истово отвечать, какая уж там пресловутая немецкая холодность, и Петр решил про себя, что дела делами, а вот зачать наследника престола наиболее нужное сейчас дело. Он легко поднялся с кресла с Екатериной на руках, подошел к кровати и положил на нее жену. И вскоре любовное безумие накрыло их обоих своим покрывалом…
Петербург
— Манифест его императорского величества необходимо срочно отпечатать, чтоб сегодня и огласить! — Генерал Румянцев тяжелым взором уставился на адъюнкта Тауберта. Бедолага уже трижды проклял тот день, когда до коликов в животе испугался покойного гетмана Разумовского, как задрожал при виде отрубленной собачьей головы. Проклятые русские, не дают жить спокойно честным немцам. Теперь за эту невольную измену вся его верная служба, как говорят русские, коту под хвост. Ну ладно бы это — но Тауберт собственными глазами видел, какую кровавую расправу устроили пьяные вояки старого Живодера на улицах столицы и в присутственных местах. А еще эта ужасная Тайная экспедиция, в которую людей загребали легко, но обратно не выпускали. Как говорили ему знакомые и знающие люди, в Петропавловской крепости страшно пытали и истязали всех принимавших участие в злосчастном перевороте 28 июня. А глава ее, этот мизерабль Шешковский, дневал и ночевал в крепости, и только ужасные рассказы шли по городу, шепотом передаваемые друг другу. А еще говорили, что государь император зело рассердился на измену столичных чиновников и обывателей и пообещал мятежников выкорчевать так же, как его дед царь Петр стрельцов покарал. И весь город застыл, в нескрываемом ужасе ожидая прихода императора с войсками. И вот сегодня в столицу вошла кавалерия генерала Румянцева… — Манифест сей, — продолжил тем же холодным тоном Петр Александрович Румянцев, — при мне прочтите, дабы отговорки потом чинить не смели. |
