* * *

— Что вы знаете о квантовой физике? — почти любое застолье, в котором принимал участие ее отец, начиналось с этих слов.

Впрочем, застолья, встречи с друзьями, да и все, что можно было хоть как-то назвать отдыхом, с ним случалось нечасто. Все его время занимала работа, жутко засекреченная работа в жутко засекреченном отделе довольно невзрачного и простенького НИИ.

О своей работе он не рассказывал ничего, никаких подробностей: ни чем занимается, ни что из этого может получиться.

Зато возможностями современной науки он восхищался искренне, громко, говорил о ней с восторгом, но исключительно общими фразами. Так, что, дожив до двадцати двух лет, Анжелика так и не выяснила ответа на вопрос: «Чем занимаются твои родители» и пользовалась заученной еще в детстве фразой: мой папа ученый.

А мама… мама умерла почти сразу, когда дала ей жизнь. Тяжелые роды.

Отец после не женился. Ну и работу не бросил — пропадал на ней почти постоянно, а Анжеликой занимались сменяющие друг друга няньки. Большинство из них были очень даже ничего, и к ней относились хорошо.

Даже, пожалуй, слишком хорошо — закармливали вкусняшками, развлекали, а еще все как одна начинали готовить «на всю семью», хоть это и не входило в обязанности. Чтобы вернувшийся после трудов праведных молодой, перспективный и, надо сказать, весьма симпатичный ученый не голодал.

И все как одна они были хороши собой.

Вернее, поступали на службу обычными, а уже через пару дней расцветали — хлопали накрашенными ресницами, стреляя подведенными глазками и поправляя воланы на красивых платьях, в которых, оказывается, ходить на работу куда удобнее. Впрочем, спустя несколько месяцев, дамы все как одна сникали, обнаружив, что на воланы и подведенные глазки перспективный вдовец с четырехкомнатной квартирой в центре Москвы совершенно не обращает внимания, предпочитая им книги с мудреными формулами.

И все тогда начиналось сначала: поиски новой няньки, подрисованные глазки, вкусные ужины и платья, платья, платья.

В общем, ничего про его работу она не знала и предпочла бы не знать.

Но увы, сегодня годами налаженная система дала сбой. Утром ей позвонила Нина Валерьевна, бессменная лаборантка отца, и, задыхаясь от кашля, проговорила:

— Анжелочка, солнышко, ты должна пойти к отцу на работу. Это важно. Сваришь супчик и отнесешь. Ты же знаешь, что у него обострился гастрит.

Если честно, она не знала. В такие подробности своей личной жизни отец ее не посвящал.

— Конечно, — между тем ответила Анжелика

— Ну так вот, ему обязательно нужны супчики. Обычно я готовила и приносила. А сейчас заболела. Я бы и сама пришла, — О, в этом Анжелика и не сомневалась, — но тащить туда своих бацилл… если с Аркадием Борисовичем что-нибудь случится… — в голосе женщины зазвучал настоящий ужас. Мысль о том, что светоч науки может заболеть по ее вине, вызывала у лаборантки панику. Но, кажется, она совладала с собой и закончила фразу пристойным образом: — современная наука мне этого не простит.

Если честно, у Анжелики на этот день были совсем другие планы. Но какие могут быть планы, если отец болен, а наука в опасности?

— Записывай рецепт, деточка, — прокашляла в трубку Нина Валерьевна. — И обязательно успей до часу, а иначе начнется перерыв, и (я его знаю!) пойдет в эту жуткую столовую и съест что-нибудь острое. Ты поняла? Обязательно успей до часу.

* * *

Баночка с супом в сумке, джинсы и майка, собранные в тугой хвост волосы — в таком виде она появилась на пороге того самого невзрачного учреждения.