— Именно, именно! — внезапно воодушевился кот. — Убери свою струну, ты, Ростропович! Ненавижу когда кровь, кишки и все такое. Раз уж у вас фантазии не хватает сжечь меня, как Орлеанскую девственницу, то желаю быть утопленным, как Бо Вайнберг в Гудзоне. Фагот, сыграешь в Голландца Шульца, да? Тащи тазик, а я пока попрощаюсь с белым светом…

— Приказываю вам сменить тему, — названный мессиром подал, наконец, голос. — Ваши садистские шуточки мне просто осточертели.

— Слушаюсь-с, — кивнул здоровяк Ази, и струна исчезла.

— Так точно, мессир, — поддакнул Фагот. Тазик, который он уже начал доставать из кармана своего клетчатого пиджака, превратился в воробья, сделал попытку клюнуть Фагота в палец, промахнулся, злобно чирикнул и полетел через Неву куда-то в сторону Гельсингфорса.

— Который теперь час, Фагот? — внезапно поинтересовался кот, следя за полетом маленькой, но гордой птички.

— Без одной полдень, дружище, — ответил клетчатый, мельком глянув на наручный брегет.

— Спорим, что не долетит до середины реки? — предложил кот. — Ставлю свой правый ус против куриной ножки, которую Ази заначил во внутреннем кармане.

— Долетит, если не будешь жульничать, — спокойно ответил здоровяк в бушлате. — Нева — это тебе не Днепр, а ты не в Киеве, обормот.

Как только он произнес «обормот», со стороны Петропавловки ударила пушка. Бедняга воробей, застигнутый врасплох взрывной волной, не смог удержаться в воздухе и камнем упал в реку.

— Питер — отличный город, — объявил кот. — Точный. Это тебе не Рим, где даже часы на Пьяцца дель Пополо после обеда врут. Мне прямо жалко, что здесь начнется эта заваруха. Бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу… Пакость! Гони ножку, Ази.

— На, жри, — здоровяк одарил кота куском курятины. — Доволен, что воробышек утонул?

— Птичку жалко, — вздохнула девица, глядя на реку.

— Скоро здесь очень многих будет жалко. И мертвые будут счастливее живых, — сумрачно обронил черный господин в твиде и, наконец, обратился к самому молчаливому участнику их компании: — Ну, ты готов? Бист ду фертихь?

— Яволь, — тихо прошелестел туманный. — Ихь фанге ан. Я натшинаю.

— Эй, чего он сказал? — кот выплюнул косточку и лапою вцепился в рукав тужурки здоровяка. — Чего вякнула эта тень отца Гамлета?

— Тень отца Гамлета тут ни при чем, — строго поправил Ази, отцепляя кота. — Это другой призрак. Прямо из Европы. Сам призрак коммунизма. Сколько тебе можно объяснять, кошачье ты отродье?

ПРЕДЪЯВИТЕ ПРАВА!

— Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась!

Громкий голос Ленина сначала взмыл к потолку, отразился от капителей бело-серых коринфских колонн и похожих на огромные аптекарские весы желтых люстр, а уж затем с торжественной неторопливостью опустился на толпу вооруженных людей в солдатских шинелях и матросских бушлатах. Еще мгновение — и зал Смольного взорвался бы продолжительными аплодисментами…

— Э, нет, так не годится!

Грациозно переступая через ноги в солдатских обмотках и матросских клешах, по узкому проходу к трибуне шел невысокий, гладко выбритый господин в отлично пошитой черной фрачной паре.