Брюс: Пожалуйста.

Брук достает кокаин из сумочки и насыпает несколько горстей порошка на столик, рядом со знаменитой статуэткой.

Брук: Это чтобы тебе было веселее со мной, особенно перед приходом твоей жены. Первый раз в жизни принимаю наркотики под зорким взглядом самого Оскара. Надеюсь, он не очень сердится.

Брюс: Теперь это неважно. Теперь этот евнух мой, он принадлежит мне.

Брук: Это точно. (втягивает в нос большую дозу кокаина)

Брюс: Ну что, давай отметим что ли. (закрывает жалюзи и включает музыку) Сейчас принесу бокалы.

Брук: Знаешь, что мне не понравилось в твоем фильме, в «Простых американцах»?

Брюс: Что именно?

Брук: Сцена, где они занимаются любовью.

Брюс: Ты что, целомудренная монашка? Это же самый сексуальный эпизод из всех, какие я снимал. У меня стоял всю дорогу пока я монтировал его.

Брук: Нет, конечно, это сексуально, я не отрицаю, но… эта сцена какая-то неестественная, особенно по сравнению с остальными кадрами. Стрельба, кровь, отношения между персонажами — это все выглядит очень натурально, но почему секс не может быть таким же естественным? Почему режиссерам так нравится какая-то наигранность в любовных сценах? Ты видел «Девять с половиной недель»? Там эту героиню достаточно было только похлопать по плечу, как у нее тут же был оргазм. Почему секс в кино не выглядит натуральным, таким как в жизни? Естественность уже сексуальна сама по себе. Все женщины, например, носят колготки, а не чулки. И когда мужчина ложится на женщину для того, чтобы заняться любовью, она, естественно, должна снять колготки. Я же не видела ни одного фильма, где женщина бы снимала колготки, ни одного. У всех режиссеров только чулки.

Брюс: Я думаю, это потому, что колготки — это не сексуально. Ну, как ты снимешь колготки, чтобы это выглядело сексуально, а?

Брук: Ты так думаешь?

Брюс: Я просто знаю, что это невозможно.

Брук наконец вдохнула весь порошок, насыпанный на столе и теперь смотрит на Брюса. Затем она встает перед ним и начинает танцевать.

Брук: Хочешь пари?

Брюс: На что спорим?

Брук: Я тебе скажу, если выиграю.

Играет музыка.

Брук держит руки на бедрах, слегка массируя себя и одновременно поднимая складки платья вверх. Постепенно платье оказывается вокруг ее талии, наподобие балетной пачки. Затем она резко, одним движением поднимает складки до самого бюста, обнажая живот, спину и весь низ, затянутый в красивые тончайшие колготки, которые достают ей почти до ребер и обтягивают талию широким вышитым поясом. Теперь можно видеть всю фигуру, затянутую в черный нейлон, от груди до туфель на шпильках. Таким образом, Брук демонстрирует себя Брюсу, который смотрит на нее завороженно.

Затем Брук засовывает пальцы под чулочный пояс и начинает стягивать вниз колготки, одновременно ухитряясь держать платье наверху. После этого она поднимает одну ногу и ставит ее на стеклянный столик. Приспущенные колготки натягиваются между ее бедрами, что придает ее эротичной позе еще более похотливый вид.

Брюс нагибается и снимает с ноги Брук туфлю. Брук убирает ногу и, также изящно балансируя, ставит на столик другую. Брюс снимает с нее вторую туфлю, и Брук встает на ковер, поддерживая сверху платье и наполовину спущенные колготки. Затем она ложится спиной на пол, поднимает вверх ноги и стягивает дальше колготки, прижимая при этом коленки к груди. Лежа в такой позе, она постепенно опускает колготки до самых пальцев на ногах и похотливо вытягивает ноги в сторону Брюса. Последнее движение — и колготки падают с ног Брук. Она встает, поднимает с пола колготки, подходит к Брюсу и бросает колготки ему в руки. Затем она выключает музыку.

Ну как?

Брюс: Потрясающе, вряд ли я смогу проделать то же самое с моими носками. Сдаюсь, ты победила.