Скаут: Да ты что, Уэйн! Нет, не может быть! Не может такого быть, и я не хочу даже слушать такие гадости. Здесь все так приятно, а ты хочешь все испортить своими рассказами про то, как люди делают пи-пи на журнальных столиках.

Уэйн: Что поделать, таков реальный мир, моя милая. Мы живем в странном мире. И люди в нем тоже странные. Вот мы с тобой нормальные, правда? Но не все же такие нормальные, понимаешь. Эх, хорошо тут все-таки. Тебе хорошо, моя малышка?

Скаут: Да, мне отлично, Уэйн.

Уэйн: У меня тоже всегда отличное настроение после того, как я шлепну пару-другую всяких говнюков. Знаешь, зайка, что сказал доктор Киссинджер по этому поводу?

Скаут: Ты мне не говорил, что ходил к доктору.

Уэйн садится на диван и кладет ноги на подушки.

Уэйн: Это не тот доктор, который лечит, это был такой Госсекретарь в правительстве. Большой был человек, огромную власть имел, убил столько народу, сколько нам с тобой за всю жизнь не убить. В общем, он сказал, что власть — это как сексуальный возбудитель, то есть, от одной только мысли, что ты обладаешь властью можно достичь оргазма.

Скаут: Я знаю, дорогой, что такое сексуальный возбудитель.

Уэйн: Так вот, самую большую власть над человеком ты имеешь, когда убиваешь его. Поэтому, я думаю, что убийство — тоже вроде как возбудитель.

Скаут: Может и так, мой милый. Только убери, пожалуйста, свои грязные ботинки с дивана, и не пачкай его кровью, которая у тебя на штанах. Это все-таки приличный дом, и мне кажется, что люди, которые здесь живут, тоже, наверное, приличные, поэтому не надо пачкать кровью их диван.

Уэйн: С чего это ты взяла, крошка, что они обязательно должны быть приличными. А кровь, кстати, уже высохла. Кровь быстро высыхает, потому как она свертывается. Ты знаешь, зайка, что если бы у тебя кровь не сворачивалась, ты бы могла умереть от одного укола пальчика.

Скаут: Знаю.

Уэйн: И такая болезнь, кстати, называется гомофобия.

Скаут: Дорогой мой, гомофобия — это когда человек не выносит интимных отношений между мужчинами. Мне кажется, что ты имеешь в виду гемофилию.

Уэйн встает. Неожиданно выражение его лица меняется — оно становится мрачным и злым.

Уэйн: Это правда?

Скаут: Да, мой милый, правда.

Уэйн: Нет, правда?

Скаут: Ну да, конечно, дорогой.

Уэйн в ярости хватает ее за руку и сжимает кулак, угрожая ударить.

Уэйн: А как называется девка, которая любит умно говорить, не знаешь? Она называется сучка с длинным языком, понятно?

Валит ее на пол. Скаут вскрикивает.

Скаут: Не надо! Уэйн, ну, пожалуйста, не надо!

Уэйн падает на колени, распластывается на ней, хватает Скаут за горло и заносит над ней кулак.

Уэйн: Ты думаешь, я дурак что ли? Думаешь, я козел? А может, посмотрим, как у тебя кровь сворачивается!

Скаут издает крики ужаса. В течение нескольких секунд кажется, что он готов ударить ее. Но вместо этого он начинает страстно целовать ее. Через некоторое время Скаут отвечает на его поцелуи и обнимает Уэйна.

Скаут: Ой, милый, как ты напугал меня.

Уэйн: Знаю, что напугал, пусечка ты моя. Мне нравится пугать тебя, ты сразу становишься похожа на маленькую птичку, когда боишься.

Лежат на полу некоторое время. Уэйн целует Скаут, продвигаясь вниз по ее телу.

Ты бы хотела жить в таком домике, моя сладенькая?

Скаут: Конечно, еще бы. Только выпадет ли мне когда-нибудь такое счастье?

Уэйн: А мы и так здесь сейчас живем, правда? Гадом буду, у них тут наверняка должна быть отличная двуспальная кровать наверху.