Тряхнув головой, Джулия откинула волосы назад.

– А я рада, что впервые в жизни сумела соблюсти в отношениях с мужчиной собственные интересы.

– Отлично. Большой шаг вперед. – Чип вымученно улыбнулся. – Но как насчет сценария? Иден его читает?

– Думаю, прочтет за выходные.

– А ты?

– Я прочла. – Джулия отвела взгляд. – Почти весь.

– Идея в том, – пояснил Чип, – чтобы в начале было это «препятствие», которое зритель должен преодолеть. Отвлекающий момент в самом начале – классический прием модернизма. Зато к концу вовсю нарастает напряжение.

Джулия, не отвечая, повернулась к лифту.

– Ты уже дочитала до конца? – спросил Чип.

– Ох, Чип! – с горечью вырвалось у нее. – Твой сценарий начинается с лекции о проблемах фаллоса в елизаветинской драме – на шесть страниц!

Он это знал. Уже которую неделю Чип почти каждую ночь просыпался задолго до рассвета, чувствуя, как сводит спазмами желудок; он судорожно скрипел зубами, отгоняя граничившее с кошмаром сомнение: уместен ли в первом акте сценария кассового фильма длиннущий академический монолог, посвященный елизаветинской драме? Порой Чипу требовались целые часы, чтобы, встав с постели, побродив по комнате, выпив мерло или пино-гриджо, вернуть себе уверенность в том, что этот глубоко теоретический начальный монолог не только не является роковой ошибкой, а напротив, обеспечивает его работе товарный вид; но теперь, глядя на Джулию, он видел, что ошибался.

От души соглашаясь с ее критикой, Чип приоткрыл дверь квартиры и крикнул родителям:

– Еще минуточку, мама, папа! Одну минуточку! – Но, захлопнув дверь, он вновь припомнил прежние аргументы. – Понимаешь, этот монолог предваряет все развитие сюжета. В зародыше там присутствует буквально каждая тема – пол, власть, личностная идентификация… Дело в том… Погоди, Джулия! Куда ты?

Покорно повесив голову, словно надеясь, что так он не догадается о ее намерении уйти, Джулия отвернулась от лифта, подошла к нему.

– Дело в том, – повторил он, – что девушка сидит в аудитории, в первом ряду, и слушает лекцию. Это ключевой образ. Он ведет дискурс…

– И потом, эти твои рассуждения насчет ее груди, – перебила Джулия, – слишком уж их много, явный перебор.

Это тоже была правда, хотя жестокая и несправедливая с точки зрения автора, который никогда бы не собрался с духом написать сценарий, если б не заманчивая возможность без конца обращаться в мыслях к юным персям своей героини.

– Может, ты и права, – сказал он, – хотя отчасти физиологизм дан намеренно. Ведь в том-то и ирония, понимаешь, что ее привлекает его ум, тогда как его привлекает в ней…

– Но для женщины читать об этом все равно что рассматривать прилавок с птицей, – упрямо возразила Джулия. – Грудка, грудка, грудка, бедро, ножка.

– Кой-какие подробности я могу убрать, – тихо сказал Чип. – И вступительную лекцию могу сократить. Я просто хотел, чтобы вначале было препятствие…

– Ну да, чтобы зритель его преодолел. Остроумная идея.

– Пожалуйста, останься на ланч. Джулия, очень тебя прошу.

Дверь лифта открылась.

– По-моему, для женщины это обидно.

– Но речь не о тебе. Сценарий не имеет к тебе никакого отношения!

– Замечательно! Стало быть, грудь не моя!

– Господи! Погоди минуточку. – Чип вернулся к двери в свою квартиру, распахнул ее и оторопел, лицом к лицу столкнувшись с отцом. Крупные руки Альфреда отчаянно дрожали.

– Папа, еще минуточку!

– Чип! – произнес Альфред.