– Матерится, что ли?
– Да нет, до этого пока не дошло, но вообще грубит…
Словно для того, чтобы подтвердить слова хозяйки, Перришон склонил голову набок, неодобрительно посмотрел на профессора и глубокомысленно изрек:
– Дур рак! Стар рый дур рак!
Профессор обиженно отстранился, снял очки, протер их полой халата и после небольшой паузы проговорил:
– Да, действительно, грубит… самое главное, ерунду какую то говорит, полную бессмыслицу…
Попугай надулся, выпучил глаза, сделавшись удивительно похожим на артиста Хазанова, и проорал на всю приемную:
– Пр рофессор р кр ретин!
Иван Васильевич снова надел очки, внимательно посмотрел на Перришона и произнес:
– Серьезный случай! Боюсь, что ваш красавец перенес в детстве тяжелую психическую травму… или не в детстве. Но отчаиваться не нужно, мы будем с ним работать, и давайте надеяться на положительный результат. Во всяком случае, так это оставить нельзя…
Обойдя всех пациентов, профессор вернулся в кабинет и продолжил прием.
Лола достала было из сумочки новый детектив Мымриной, который все никак не могла дочитать, но в это время в приемную влетела худая энергичная коротко стриженная брюнетка прилично за сорок.
Если бы дама не была так худа, ее появление можно было бы сравнить с появлением шаровой молнии – так она была заряжена каким то живым электричеством. Воздух в комнате стал чуть слышно потрескивать, и Лола почувствовала, что волосы у нее на голове наэлектризовались и встали дыбом.
По этой характерной особенности она даже быстрее, чем по внешности, узнала свою старинную знакомую Аглаю Михайловну Плюсс, околотеатральную особу, с которой она встречалась еще в Театральном институте и позже, в маленьком театре, где Лола работала несколько лет назад.
– Аглая! – окликнула Лола знакомую. – Аглая Михайловна!
Электрическая дама резко развернулась, узнала Лолу и кинулась к ней в объятия.
– Оленька, золотко! – восклицала она в своей преувеличенно темпераментной манере. – Сколько же я тебя не видела? Сто лет, наверное!
Лола, которая давно отвыкла от своего настоящего имени, чуть отстранилась, поправила сбившуюся прическу и проговорила:
– Ну не стоит преувеличивать, не виделись мы с вами только три года… А что вы здесь делаете? – Она имела в виду, что Аглая пришла к профессору орнитологу без птицы.
– Да так, по делам, – отмахнулась Аглая. – А ты то чем занимаешься? – Она окинула быстрым внимательным взглядом дорогой Лолин костюм, свежее ухоженное лицо. – Давно тебя нигде не видно, ни на сцене, ни на экране…
– Да так, кое какие дела, – отмахнулась в свою очередь Лола. – А вы где сейчас работаете?
– На телевидении, – гордо сообщила Аглая, – занимаюсь кастингом…
Лола почувствовала легкий укол в области сердца.
Телевидение! Кастинг! Какие волшебные слова! Что бы там ни говорил Леня, только в этом мире, в сияющем мире кино и телевидения, Лола могла бы чувствовать себя по настоящему счастливой! Только там она могла бы дышать полной грудью, вдыхая живительный, будоражащий воздух славы…
Словно прочитав Лолины мысли, почувствовав ее волнение, Аглая Михайловна слегка отстранилась от Лолы, по птичьи склонила голову набок (не зря все таки она пришла к орнитологу), оглядела старую знакомую круглым выпуклым глазом и задумчиво проговорила:
– А что… в этом что то есть… может быть, это именно то, что надо… нет, определенно, это наш случай…
На несколько секунд замолчав, она вдруг сложила руки и решительно проговорила:
– Олечка, детка, вы ничем не заняты завтра?
– Завтра? – переспросила Лола, делая вид, что раздумывает. |