Изменить размер шрифта - +
Я потратила солидную часть полученного от нашей клиентки гонорара на то, чтобы приобрести длинное черное платье с блестками, ниспадающее складками до самого пола, жуткий парик к торчащими во все стороны седыми космами, черный же платок с бахромой — им была повязана моя голова. А также низку бус с амулетами и талисманами, какие-то магические черные шары, потрепанные карты таро, кости и четки, состоящие из двенадцати маленьких черепов. Вся эта дребедень была сейчас на моей шее, и частично гремела в большой (конечно, опять же черной!) сумке, что болталась на плече.

Надеюсь, что и макияж соответствовал: брови я насурмила черным карандашом, на веки наложила густой слой перламутра, губы жирно накрасила темно-бордовым. Получилось очень зловеще: я походила теперь то ли на городскую сумасшедшую, то ли на ведьму — вестницу с того света. Чего, собственно, я и добивалась.

В последний раз оглядев в зеркальце свое отражение, я решительно нажала кнопку звонка перед дверью квартиры, где жила Надя. Там меня уже ждали: открыли сразу.

Я сделала грозное лицо и прошла мимо обомлевшей от моей наружности Марии Николаевны прямо в квартиру.

завыла я, кружась по комнатам.

При этом старалась, как можно страшнее махать руками, трясти амулетами и вообще вести себя жутко таинственно. Не знаю, погибла ли во мне великая артистка, но от представления я неожиданно получила огромное удовольствие — кровь так и заиграла в жилах! Краем глаза я увидела Надю и Лизу, замерших на диване. Девушки смотрели на меня во все глаза и от страха тесно прижимались друг к дружке.

— Чую! — завывала я. — Чую дух темный, дыхание смрадное! Диавол в одной из вас, диавол! Изгнать надо, ибо пожрет вас чудовище, изнутри сожрет! О, чую, поселился внутри, ища, кого пожрать!

— Кто вы? — со, страхом спросила Надя. На диване она сидела с ногами, кутаясь в теплый пуховой платок. Большие, но какие-то тусклые глаза почти не выделялись на болезненно-бледном лице.

— Это колдунья… Белая колдунья, дочка! Лучшая э-э-э… специалистка в своей области, — вмешалась Мария Николаевна. — Я вызвала к нам, порчу снять и эту… ауру почистить. Мне посоветовали. Не смейтесь надо мной, девочки! Я так испугалась, когда вы нашли в комнате какие-то чужие вещи, я сразу подумала: а вдруг они заговоренные?

— Заговоренные, заговоренные, — подхватила я. — Отсюда чую — злодейский умысел, черный умысел, страшный…

Я еще покружилась немножко по комнате и остановилась возле Лизы. Девочка смотрела на меня с плохо скрываемым восторгом. Она была в точности такой, какой нам ее и описывали: тонкая длинношеяя девица с черной челкой и живыми глазами. На фоне Нади она смотрелась подвижной и быстрой кошечкой, которую стоит только поощрить — и она прыгнет к вам на колени, будет ластиться, играть. Но в случае опасности — и царапаться тоже.

— Ты! — наставила я на нее палец. — Грехов на душе много, девка, ой много у тебя грехов!

— У меня? — Лиза нервно засмеялась.

— Выйдем-ка, красавица, пошептаться бы…

— Никуда я с вами не пойду!

— Вижу! — взвыла я по новому кругу. — Вижу простор… Земля русская, широкая, деревня чистая, верующие люди там живут, без греха… Вижу, ребеночек там зародился, ангел, ангел! Но не судьба ангелу ножками землю теплую топтать… Железными крючьями волокут ангела в преисподнюю, не родится ребеночек, загубили злые люди…

Конечно, это было жестоко — все, что я говорила. Но рядом сидела бледная и погасшая Надя, едва-едва начавшая жить хорошая, добрая девушка, которая по вине вот этой Лизы — я была в этом уверена! — испытывает глубокое, мало с чем сравнимое страдание.

Быстрый переход