Изменить размер шрифта - +
Вадим
помахал в ответ.
     -- Старт! -- предупредил Антон.
     "Корабль" пошевелился и,  мягко подпрыгнув -- Вадим  успел  оттолк-
нуться от земли ногой, -- стал подниматься в небо.
     -- Димка! -- крикнул Антон. -- Закрой-ка люк! Сквозняк.
     Вадим в последний раз помахал дяде Саше, поднялся и зарастил люк.


                                   II


     Антон передал управление  на киберштурман и, сложив руки на животе,
задумчиво глядел на обзорный экран. "Корабль" шел на север по меридиану.
Вокруг было густо-фиолетовое небо стратосферы,  а  глубоко  внизу белела
мутная  пелена  облаков. Пелена  эта казалась гладкой и ровной, и только
кое-где  угадывались  провалы  исполинских  воронок  над  макропогодными
станциями  -- синоптики,  пролив над  Северной  Европой  дождь, загоняли
облака в ловушки.
     Антон размышлял над странностями человеческими. Он вспоминал стран-
ных людей,  с которыми встречался. Яков Осиновский, капитан "Геркулеса",
терпеть не мог лысых. Он их просто презирал. "А вы меня не убеждайте, --
говорил  он.  --  Вы  мне лучше покажите лысого,  чтобы он был настоящим
человеком".  Наверное,  с лысыми у него были связаны какие-то  нехорошие
ассоциации,  и  он никогда никому не говорил,  какие.  Он не переменился
даже после  того,  как начисто облысел сам во время сарандакской катаст-
рофы.  Он только восклицал с заметной горечью:  "Единственный! Заметьте,
единственный среди них!"
     Вальтер Шмидт с базы "Гаттерия" так же  странно относился к врачам.
"Врачи...  --  цедил он с неприличным презрением. -- Знахарями они были,
знахарями  и останутся. Раньше  была  пыльная  паутина и гнилая  змеиная
кровь, а теперь психодинамическое поле, о котором никто ничего не знает.
Кому какое  дело до того, что у меня внутри? Головоногие живут по тысяче
лет безо  всяких врачей  и  до  сих пор  благополучно остаются владыками
глубин..."
     Волкова  звали  Дредноут, и  он  был этим  очень  доволен: Дредноут
Адамович  Волков. Канэко  никогда не ел  горячего. Ралф Пинетти  верил в
левитацию и упорно тренировался... Историк Саул Репнин боится собак и не
хочет жить с людьми. Я не удивлюсь, если окажется,  что он не хочет жить
с  людьми именно  потому,  что боится собак.  Странно,  правда? Но он от
этого не станет хуже.
     Странности...  Нет никаких  странностей.  Есть  просто  неровности.
Внешние свидетельства непостижимой тектонической деятельности в глубинах
человеческой  натуры, где разум  насмерть бьется  с предрассудками,  где
будущее насмерть  бьется с прошлым. А нам обязательно хочется, чтобы все
вокруг  были гладкие,  такие, какими  мы  их  выдумываем  в  меру  нашей
жиденькой  фантазии...  чтобы  можно  было  описать  их  в  элементарных
функциях детских представлений: добрый  дядя, жадный дядя, скучный дядя.
Быстрый переход