Вадим
помахал в ответ.
-- Старт! -- предупредил Антон.
"Корабль" пошевелился и, мягко подпрыгнув -- Вадим успел оттолк-
нуться от земли ногой, -- стал подниматься в небо.
-- Димка! -- крикнул Антон. -- Закрой-ка люк! Сквозняк.
Вадим в последний раз помахал дяде Саше, поднялся и зарастил люк.
II
Антон передал управление на киберштурман и, сложив руки на животе,
задумчиво глядел на обзорный экран. "Корабль" шел на север по меридиану.
Вокруг было густо-фиолетовое небо стратосферы, а глубоко внизу белела
мутная пелена облаков. Пелена эта казалась гладкой и ровной, и только
кое-где угадывались провалы исполинских воронок над макропогодными
станциями -- синоптики, пролив над Северной Европой дождь, загоняли
облака в ловушки.
Антон размышлял над странностями человеческими. Он вспоминал стран-
ных людей, с которыми встречался. Яков Осиновский, капитан "Геркулеса",
терпеть не мог лысых. Он их просто презирал. "А вы меня не убеждайте, --
говорил он. -- Вы мне лучше покажите лысого, чтобы он был настоящим
человеком". Наверное, с лысыми у него были связаны какие-то нехорошие
ассоциации, и он никогда никому не говорил, какие. Он не переменился
даже после того, как начисто облысел сам во время сарандакской катаст-
рофы. Он только восклицал с заметной горечью: "Единственный! Заметьте,
единственный среди них!"
Вальтер Шмидт с базы "Гаттерия" так же странно относился к врачам.
"Врачи... -- цедил он с неприличным презрением. -- Знахарями они были,
знахарями и останутся. Раньше была пыльная паутина и гнилая змеиная
кровь, а теперь психодинамическое поле, о котором никто ничего не знает.
Кому какое дело до того, что у меня внутри? Головоногие живут по тысяче
лет безо всяких врачей и до сих пор благополучно остаются владыками
глубин..."
Волкова звали Дредноут, и он был этим очень доволен: Дредноут
Адамович Волков. Канэко никогда не ел горячего. Ралф Пинетти верил в
левитацию и упорно тренировался... Историк Саул Репнин боится собак и не
хочет жить с людьми. Я не удивлюсь, если окажется, что он не хочет жить
с людьми именно потому, что боится собак. Странно, правда? Но он от
этого не станет хуже.
Странности... Нет никаких странностей. Есть просто неровности.
Внешние свидетельства непостижимой тектонической деятельности в глубинах
человеческой натуры, где разум насмерть бьется с предрассудками, где
будущее насмерть бьется с прошлым. А нам обязательно хочется, чтобы все
вокруг были гладкие, такие, какими мы их выдумываем в меру нашей
жиденькой фантазии... чтобы можно было описать их в элементарных
функциях детских представлений: добрый дядя, жадный дядя, скучный дядя. |