Он пошел вслед за остальными и увидел довольно красивую смуглую женщину лет тридцати; она стояла, скрестив на груди руки, возле неподвижного тела, накрытого с ногами и головой серой дерюгой.

Матье понял, что эта женщина обмывает покойников, и подивился, как она, такая молодая и красивая, может заниматься этим делом.

Она посмотрела на них своими черными глазами и спокойно сказала, обращаясь к священнику:

– Вы пришли слишком поздно, отец мой, он только что преставился.

Священник перекрестился и прочел заупокойную молитву. На мгновение наступила тишина, потом по комнате точно пробежал ветерок. Это больные шепотом повторяли молитву. Еще раз перекрестившись, монах отвернулся от покойника.

– Надо его вынести, – сказал цирюльник.

И тогда человек двадцать слабеющими голосами принялись звать священника:

– Отец мой, подойдите ко мне.

– Господин кюре… Господин кюре…

Священник широким жестом поднял руки, призывая к спокойствию.

– Да, да, я здесь, со всеми вами. Не волнуйтесь, я подойду по очереди к каждому.

Призывы и даже стоны стихли. Воцарилось тяжелое молчание, прерываемое лишь хрипами да время от времени – икотой. А священник уже сидел на краю нар рядом с больным, держа в ладонях его изуродованную руку.

– А ну, – сказал цирюльник, – помогите-ка мне… Ты – парень крепкий, подхватывай под плечи.

Матье без труда превозмог отвращение. Он больше ни о чем не думал. Словно разум его отделился от тела, которое повиновалось приказам цирюльника. Вот он просунул руки под теплые еще плечи покойника. Дерюга оказалась мокрой и липкой, но возница не отдернул рук. Цирюльник взялся за ноги, а толстуха и молодая женщина с двух сторон подхватили тело, чтобы оно не провисало. Подняв покойника, они медленно направились к двери. Какой-то больной крикнул им вслед:

– Вымойте побыстрей его нары. Я хочу перейти туда. А то я у двери.

– Я сейчас вернусь, – сказала молодая женщина. – Переложим вас завтра утром.

– Нет, нынче вечером… Не могу я спать у самой двери.

Они вышли и положили тело в нескольких шагах от барака.

– Завтра у нас дела хватит, – сказала молодая женщина, дотрагиваясь до плеча возницы. – Значит, закапывать ты будешь?

– Да, – ответил он, – я.

– Стало быть, оба здесь спину погнем.

Женщина обернулась к цирюльнику, который сходил в барак за фонарем и, возвращаясь, теперь прикрывал за собой дверь.

– Я посчитала, – сказала она, – с этим будет девятнадцать. Придется рыть большую могилу. Колен сумеет помочь?

– А как же, – ответил цирюльник. – Ежели только кто оторвет его от бутылки!

Цирюльник хохотнул и сказал:

– Есть надежда, что с приездом отца Буасси многое изменится.

– Кабы не стражник, с Коленом можно бы справиться, – продолжала молодая женщина. – Он – парень неплохой. А вот у того точно бес внутри сидит.

– Ну ладно, – сказал цирюльник. – Пошли! А вы, Антуанетта, останьтесь, чтоб проводить отца Буасси. У него нет фонаря. Еще заблудится.

Женщины вернулись в барак, а Гийон пошел следом за цирюльником. С самого утра он не расставался с иезуитом – отлучился только почистить кобылу, – и теперь, когда тот остался с больными, у Гийона возникло странное чувство. Какое-то время они шли молча, потом цирюльник вдруг завернул влево и направился к месту, где сочился родник.