— Гендель. Адажио без сопрано.

Понятно, что часть молодой публики и Хулио притомились от такого садистского развлечения, и почувствовали глубокое облегчение, когда эта самая тушкан-мадам объявила:

— Ант-р-р-ракт, засранцы!..

О какое счастье! И все мы (с Хулио впереди) ринулись в буфет, чтобы восстановить баланс и гармонию в ослабленных организмах.

И случилось то, что должно было случиться. Я угостил товарища рюмочкой коньяка, он — меня. Он — меня, я — его. Я — его, он — меня. И так далее. Тут дают первый звонок, мол, засранцы второй раз, по своим местам.

— Только не в эту пыточную музыкальную шкатулку, — сказал я Хулио. Готов признать свое поражение, будем считать, что поимел ты Стеллу, а вот слабо выйти на сцену и сбацать испанскую народную мурку.

— Не слабо, — отвечает товарищ, — и очень, ик, даже не слабо. Мурка моя любимая песнь.

Ударили по рукам. Кто был рядом, тут же сладил новые ставки. Дальнейший ход событий был полукриминален. Мы пробрались в служебное помещение, нашли гримуборную маэстро Писина. Придвинули к двери шкаф, подвернувшийся кстати, и пошли на визгливый голос чучундры, объявляющей очередной цирковой номер. Публика (ее большинство) кашляла и переговаривалась в ожидании маэстро. Тот задерживался — гению можно все. Что такое пять минут паузы перед вечностью? Наконец — вот он! Однако что такое, почему мастер так потемнел обликом и шаг его весьма нетрезв? Не обращая внимание на волнение в зале, маэстро меж тем хлопнулся на табурет, как в лужу, обмер перед тенями великих и… рявкнула такая мурка, что у публики волосы встали дыбом. Дама-тушканчик хлопнулась в обморок, выпав из-за кулис на сцену. С публикой (ее большинством) сделался столбняк. И пока общество находилось в глубокой депрессии, проклятый гаер сбацал малинка-калинка, раскинулось море широкое, королева красоты, ленка-енька, буги-вуги.

Я же держал оборону у двери, но оказался слаб перед нарядом милиции с автоматическим оружием. Получив прикладом удар по ребрам, укатился под рояль. Где и помогал Хулио, цепляясь за ножки инструмента и утверждая ором, что он поданный ОАЭ. Si-si, ик, поддерживал меня товарищ. Отряд правопорядка вынужден был таскать бесценный музыкальный инструмент по сцене вместе с заявителями, пока не выяснилось, что они самым хамским образом клевещут. На дружеские Объединенные Арабские Эмираты. Словом, случился свинский, гадский и возмутительный скандал.

— Врешь ты все, Ванечка, — смеялась Александра. — Такого не может быть?

— Было же, — потрогал ребра.

— И что Стелла? Осталась старой девой?

— Отдалась Хулио. Когда женила его на себе. И уехали они в солнечную Иберию, а я остался, — вздохнул. — И занимаюсь черт знает чем.

— Это точно, — проговорила спутница. — И я вместе с тобой.

— Значит, завтра идем на овощную базу? — пошутил.

— После того, как… — решительно открыла дверцу автомобиля. Надеюсь, тебя, родной, не потянет на сцену. По старой памяти.

— Не. Разве только в буфет.

И мы, посмеиваясь, отправились повышать свой культурный уровень в области классического музона. Билеты в кассе отсутствовали, но были в руках хлипкого меломана с ужимками клакера. По фойе гуляла светская публика, готовая к приему духовной пищи. Господин Берековский находился в хорошем расположении духа и рядом с дамами постбальзаковского возраста, на дряблых выях коих сияли бриллиантовые колье. Два телохранителя банкира изо всех сил старались придать своим бандитским физиям осмысленность.