Гревилл откинул голову на кушетку, послушно следуя за Аурелией. Она поднималась и опускалась, не отнимая губ от его рта, то вбирала его глубоко в себя, то медленно освобождала и снова вбирала. Потом она откинулась назад, упершись руками в его колени у себя за спиной, немножко приподнялась и начала описывать бедрами круги, едва касаясь своим сокровенным местом кончика его естества, дразня и мучая до тех пор, пока Гревилл не застонал и резко не посадил ее на себя.

Аурелия восторженно рассмеялась. Она играла на нем, как на скрипке, как раньше делал он; то все ближе и ближе подводила его к пику наслаждения, то снова мягко отступала назад. Она не понимала, почему это доставляет ей такое наслаждение, но где-то в глубине сознания мелькала мысль, что просто ей слишком редко удается что-нибудь контролировать в их партнерстве.

И тут Гревилл резко приподнял бедра, глубоко вонзившись в нее, и Аурелия утонула в сладких ощущениях, приближаясь к собственному пику. Он держал ее за бедра, двигался в ней, следил за ее лицом и любил ее так страстно! С ликующим криком восторга она упала вперед, опустив голову ему на плечо, и глубоко внутри ее Гревилл тоже достиг пика.

Гревилл обнимал ее до тех пор, пока мир не перестал вращаться. Но для него мир так и не остановился.

Он любит эту женщину!

Он никогда не позволял себе ничего большего, кроме привязанности и уважения, а сейчас осознал, как она его дополняет. Без нее он неполон и лишь с ней — целое.

Полковник, сэр Гревилл Фолконер, редко тревожился, а если такое и случалось, то из-за того, что он мог видеть и с чем умел справиться. Но это неизведанное ранее, неопределимое чувство было невидимым, и Гревилл не знал способа, которым можно было его победить.

Он открыл глаза, и Аурелия подняла голову с его плеча.

— Это было здорово, — произнесла она, удовлетворенно вздохнув.

Он взял ее лицо в свои ладони, зарывшись пальцами в каскад кудряшек.

— Мне кажется, это очень слабое слово, дорогая, — пробормотал он. — Я бы назвал это потрясающим.

Аурелия улыбнулась. Гревилл притянул ее голову к себе, и губы их снова соприкоснулись.

— Я тоже, — прошептала она прямо ему в рот.

Он долго целовал ее, наслаждаясь ее сладостью, и постепенно ощущение, что он ничего не контролирует, исчезло, и Гревилл пришел в себя. И сообразил, что на этот раз он забыл принять обычные меры предосторожности.

Гревилл потрепал Аурелию по бедру.

— Ну-ка вставай.

Она поднялась и отступила назад, поправляя одежду и опуская юбки. Провела рукой по спутавшимся волосам, упавшим на плечи.

— Пожалуй, мне нужно подняться наверх и привести себя в порядок.

Гревилл тоже поднялся, взял ее за подбородок и поцеловал в кончик носа.

— Когда я с тобой, Аурелия, то забываю, кто я такой. — Он в замешательстве улыбнулся.

«Это один из лучших комплиментов, который я когда-либо слышала», — подумала Аурелия, и кровь запела у нее в жилах. Гревилл всегда занимался любовью внезапно, и это ей очень в нем нравилось, но он крайне редко говорил о своих чувствах.

— В этом мы с тобой похожи, — мягко произнесла она, отперла дверь и выскользнула из комнаты, чувствуя, что не вынесет, если этот момент испортится, желая оставить его нетронутым.

Но через минуту она снова открыла дверь, неохотно возвращаясь к домашней реальности и разрушая чары.

— Гревилл, нам принесли записку от Нелл. Они с Гарри хотят, чтобы мы сегодня вечером пришли к ним на обед в честь Алекса. Ты пойдешь, да?

Он повернулся к ней от окна:

— Конечно. Во сколько?

— В восемь.

Аурелия закрыла дверь и постояла минутку, прислушиваясь к тиканью больших напольных часов у подножия лестницы.