Кожа мальчика была синеватой и холодной.
Джаг осторожно поднял ребенка и осмотрел его. Он искал большой синяк или какую‑нибудь рану, но ничего не обнаружил и расстроился еще больше. Естественно, Джаг не имел ни малейшего понятия о химических процессах, управляющих существованием организма, но догадывался, что смерть может наступить и от внутреннего кровоизлияния.
Огорченный тем, что произошло, он прижал ребенка к себе и внимательно осмотрелся. Он был совершенно один на затерянном в горах выжженном солнцем плато, без коня, без еды, на руках с ребенком, о здоровье которого ему было трудно судить, потому что мальчик не разговаривал, а отсутствие глаз на его лице не позволяло ни о чем догадаться.
– Энджел, ты не должен умереть, – тихо сказал Джаг.
Им овладело состояние полнейшей апатии и безысходности, но в тот же миг его правая рука напомнила о себе: на мгновение забытая боль вернулась вновь. Каждый прилив крови от удара сердца вызывал острую ломоту в руке.
Закусив губу, чтобы не закричать, Джаг попытался подвести итоги. Его дела были далеко не блестящи: конь ускакал и сам никогда не вернется. Трудно было даже предположить, сколько он проскачет, пока остановится... если вообще остановится, ведь Джагу приходилось видеть напуганных лошадей, которые бежали до тех пор, пока у них не останавливалось сердце.
Во всяком случае, возвращаться не имело смысла. С тех пор, как Джаг уехал из Палисады, он не встретил ни одного города или деревни. На его пути лишь изредка попадались хижины, построенные в труднодоступных пустынных местах. Значит, нужно двигаться вперед, пройти сквозь туман и спуститься в долину. Возможно, там окажется какой‑нибудь город, где есть медикастры.
Джаг попытался стряхнуть с себя усталость: нужно немедленно двигаться дальше. Ушибленная рука могла подождать, а вот ребенок – нет.
Осознав во всей полноте сложность ситуации, в которой оказался, Джаг понял, почему некоторые люди, хотя они и очень любят свободу, предпочитают попасть под командование Властелина или идут служить в армию: одиночкам трудно выжить в этом мире!
Волна гнева охватила его – нет, никогда он не будет принадлежать к расе послушных! Он никому не позволит решать свою судьбу, какой бы она ни была! Он сам будет ее хозяином и сам будет планировать свое будущее!
Ведь он поклялся никогда больше не быть ничьим рабом!
Прежняя энергия вернулась к Джагу, и он решил продолжить путь, оставив ненужные размышления. Джаг подобрал свой кинжал, очистил лезвие, воткнув его несколько раз в песок, а потом вложил в ножны, закрепленные на голенище сапога.
Склонившись над ребенком, он внезапно услышал чьи‑то шаги. Может быть, вернулся Зак? Джаг захотел свистнуть и позвать коня, но из осторожности промолчал, схватил Энджела на руки и спрятался за первым же монолитом. Сердце бешено колотилось в его груди, и Джагу казалось, будто за целую милю вокруг слышно, как громко он дышит.
Джаг напряг слух и понял, что к нему приближаются две лошади. По стуку копыт он определил, что на одной из них едет всадник, а вторая свободна. Тогда он положил ребенка в тени за камнем, и, достав кинжал, поудобнее взял его в левую руку. Конечно, удары левой у него менее сильны и точны, но он во что бы то ни стало решил добыть себе коня. Теперь это был вопрос жизни или смерти.
Стараясь унять дыхание, Джаг, скрываясь за камнем, выглянул и бросил осторожный взгляд в сторону извилистой тропы, ведущей с гор.
Глава 5
Солнце светило прямо в глаза, поэтому Джаг почти ничего не разглядел. Пришлось ждать, когда обе лошади спустятся со склона и поедут по плато, – тогда, возможно, удастся хоть что‑нибудь рассмотреть.
Наконец, на фоне ярких солнечных лучей, словно тень от китайского фонарика, появился силуэт всадника.
Всадник был в длинном плаще, похожем на пыльник, полы которого укрывали его сапоги, а высоко поднятый воротник закрывал затылок. |