— Я не знаю, милый, — ответила мать. — Давай задержимся ещё немного. Убедимся, что оно ушло.

Арил кивнул.

Осенний ветер прошуршал в листве. Закачались ветви. Арил в тысячный раз пожелал, чтобы отец был жив, чтобы в деревне никогда не было красной оспы. Отец пошел бы с ними в Старый лес. Отец бы защитил их от любого старого медведя.

Он прижался к матери. Её тепло и запах — запах свежего хлеба — успокаивали. Она опустилась на колени и обхватила руками сына.

Где-то позади них громко треснула ветка. Оба вздрогнули и оглянулись. Сердце Арило снова бешено застучало. В редком лунном свете он видел только деревья и кустарник. Арил слыхал, что дворфы умеют видеть в темноте. Сейчас он отчаянно желал, чтобы хафлинги тоже так могли.

Мать тяжело дышала, и Арилу это не нравилось. Он попытался сглотнуть, но во рту пересохло; тогда он вцепился в плащ матери и прикусил нижнюю губу.

Во тьме позади них треснула ещё одна ветка.

Мать прижала губы к уху Арила:

— Тихо. Нужно спрятаться.

Он кивнул.

Он по-прежнему ничего не видел, но знал, что оно где-то там. Мать боялась — Арил это чувствовал. Он задрожал, и мать крепче прижала его к себе. Арил, как и она, тяжело дышал.

— Всё будет хорошо, — прошептала мать, но Арил не был уверен, что она действительно обращалась к нему. Она высунулась из кустарника и оглядела лес, пытаясь найти укрытие получше.

Арил задумался, стоит ли им побежать к деревне. Или закричать, прося о помощи? Кто-то наверняка должен услышать. Может даже шериф Бол.

— Мамочка…

Он не называл её мамочкой с тех пор, как был маленьким, с тех пор, как умер отец.

— Мама, может нам…

Залаяла одна из собак в деревне. К ней присоединилась другая. Вскоре казалось, что лают вообще все псы.

Арил посмотрел на мать в поисках поддержки, но она глядела в другую сторону. Она смотрела сквозь лес в сторону деревни.

Раздался тревожный крик — мужской голос — потом ещё один, и ещё. Прежде чем Арил успел что-либо спросить, ночь разорвал женский вопль. Арил не узнал голосов, но понимал, что это — его соседи, его друзья.

Крикам вторило рычание. С нескольких сторон, громче, чем прежде. Оно было похоже на бурчание в животе, когда Арил съедал слишком много пирога из ревеня, только намного хуже. Голос мужчины призвал хвататься за оружие, и Арил подумал, что это может быть фермер Тилл. В его призыве звучал страх, и от этого кожа Арила покрылась мурашками.

Мать сжала его так сильно, что он едва мог дышать. Сердце стучало так бешено, будто готово было выскочить из груди. Под ложечкой засосало.

— Что происходит, мам?

— Что бы ни случилось, — прошептала она. — Мы останемся здесь.

Рычание стало громче, и мать побледнела. В ответ раздались новые крики. Бешено лаяли псы, хлопали двери, трещало дерево. Арил ничего не видел, но знал, что в деревне царит хаос.

— Что такое, мам? Что такое?

— Не знаю, Арил. Закрой уши. Не слушай.

Но Арил не мог не слышать, как крики все чаще и чаще превращаются в стон. Взвизгнул от боли пёс и затих. Потом второй пёс. Закричал мужчина, потом женщина. Показалось, что он слышит, как выкрикивает команды шериф Бол. И постоянно раздавалось рычание, ужасное рычание.

Он зарылся лицом в плащ матери.

Мать выпрямилась, подхватила его на руки и посмотрела вглубь леса.

Арила охватил страх.