Молтби уже насмешливо улыбался.

— Но, мой дорогой, о чем говорит ее название? Такова их природа. На то она и молчаливая. Держится в тени. Ждет своего часа. А Абраксас никакой не пьяница. Он настоящий герой, мина замедленного действия, революционер от бога и во благо своей страны. А Доминго никакой не торговец наркотиками с непомерным либидо, он бескорыстный борец за демократию. А что касается студентов, тут нечего и рассуждать. Вы же сами знаете, что это за народ. Легкомысленный. Непостоянный. Сегодня у них на уме одно, завтра другое. Боюсь, вы просто устали, Найджел. Панама действует вам на нервы. Пора отвезти Пэдди в Швейцарию. О, и да, чуть не забыл, — продолжил он с озабоченным видом, точно упустил нечто страшно важное. — Мистер Лаксмор-Меллорс везет золотые слитки, — он понизил голос, точно их мог кто-то подслушать. — Банкам и курьерским службам в подобных ситуациях доверять никак нельзя, особенно в этом темном мире интриг, в который мы с вами теперь входим. Так что, Найджел, он выступает в роли посыльного ее величества королевы и везет их дипломатическим багажом.

— Что?

— Да золотые слитки! Полагаю, что именно ими будут расплачиваться с молчаливой оппозицией, а не долларами, фунтами или там швейцарскими франками. Должен сказать, это имеет смысл. Разве можно представить себе, чтобы молчаливую оппозицию подпитывали, допустим, фунтами стерлингов? Да они обесценятся прежде, чем состоится первый мало-мальски серьезный путч. И еще мне сказали, что эта самая оппозиция обойдется нам недешево, — добавил он тем же многозначительным тоном. — Нет, в наши дни несколько миллионов, конечно, ничто. Но не следует забывать, что придется еще покупать и будущее правительство. Так что на обоих фронтах необходимо очень умелое дирижирование. Впрочем, думаю, мы справимся, верно, Найджел? Лично я принимаю это как вызов судьбы, как испытание, должное показать, кто чего стоит. Да о таком случае, человек, озабоченный карьерой, может только мечтать! Дипломатический Эльдорадо, только без пота, жары и грязи джунглей.

Молтби погрузился в размышления. Стормонт, сидевший рядом поджав губы, никогда прежде не видел своего шефа в таком приподнятом и умиротворенном настроении. Но сам для себя так до сих пор и не решил, как следует ко всему этому относиться. Многое казалось непонятным и совершенно необъяснимым. Солнце ярко сияло в небе. Сидевший в тени эстрады, он чувствовал себя приговоренным к пожизненному заключению, узником, не верившим, что дверь его клетки когда-нибудь распахнется. Его призывали блефовать, но что именно это за блеф? Кого еще он будет обманывать, кроме себя, наблюдая за тем, как процветает посольство благодаря неусыпным манипуляциям Оснарда? «Знаешь, не нравится мне все это, — как-то сказал он Пэдди, когда та осмелилась предположить, что вся эта история с БУЧАНОМ слишком уж грандиозна, чтобы быть правдой. — Особенно если узнаешь этого Энди чуть получше».

Молтби между тем продолжал философствовать.

— Наше посольство пока что не в силах адекватно оценить все это, Найджел. Мы можем иметь только самое общее представление. Мы знаем местные условия. Да, это несомненно. И иногда то, что мы наблюдаем здесь, входит в противоречие с тем, что сообщают наши доброжелатели. Но, слава создателю, он не лишил нас органов чувств. Мы видим, слышим, можем даже принюхаться. Но у нас, увы, нет всех этих файлов, компьютеров, аналитиков, десятков восхитительно молодых дебютантов, которые сновали бы по нашим коридорам. Мы замкнуты, ограничены в пространстве. Не в силах оценить игры, ведущиеся на мировом уровне. Особенно в таком маленьком и незначительном посольстве, как наше. Мы просто грубые мужланы, недоучки. Вы согласны со мной?

— Это вы им тоже сказали?

— Да, представьте, сказал, по волшебному телефону Оснарда.