Затем он услышал, как хлопнула входная дверь — Лаксмор ушел. Он выждал и услышал гудение подошедшего лифта, затем — астматический вздох закрывающихся дверей. Лифт начал спускаться вниз. Он отнял ладонь от ее рта и почувствовал, что она влажна от слюны. Потом сжал в ладони ее голую грудь и ощутил, как напрягся и затвердел сосок. Грудь так ладно угнездилась в его ладони. Все еще стоя у нее за спиной, он отпустил ее руку, она медленно и вяло упала вниз. А потом услышал, как Луиза что-то шепчет, сбрасывая вторую туфлю.
— Где Гарри? — спросил он, продолжая поддерживать ее.
— Уехал искать Абраксаса. Мики умер.
— Кто умер?
— Абраксас. Кто ж еще? Если б умер Гарри, он бы не смог поехать туда, верно?
— Туда? Где он умер?
— В Гуараре. Ана говорит, что застрелился.
— Кто такая Ана?
— Его женщина.
Он положил правую руку на другую ее грудь, Луиза резко тряхнула головой, и в рот ему полезли жесткие каштановые волосы. Он развернул ее к себе, поцеловал в висок, щеку, потом начал слизывать пот, ручейками сбегавший по ее лицу, почувствовал, что она дрожит всем телом. Лицо ее исказила странная гримаса, и вот ее губы и зубы сомкнулись с его губами, язык проник в рот и шарил там в поисках его языка, и он мельком увидел ее сощуренные глаза, слезы, закипавшие в их уголках, и услышал, как Луиза пробормотала всего лишь одно слово: «Эмили».
— Кто такая Эмили? — шепотом спросил он.
— Моя сестра. Я рассказывала о ней, тогда, на острове.
— А при чем здесь она, черт возьми?
— Она живет в Дейтоне, штат Огайо. И трахалась со всеми моими дружками. У тебя есть хоть капелька стыда?
— Боюсь, что нет. Был да весь вышел, еще в детстве.
Тут она выдернула одной рукой полы его рубашки, другая затеребила пряжку от пояса брюк от «Пендель и Брейтвейт», продолжая бормотать что-то себе под нос. Он не улавливал ни единого слова, да и неинтересно это ему было. Ухватился за третью пуговицу, но Луиза нетерпеливо оттолкнула его руку и одним движением стащила халатик через голову. Он сбросил туфли, спустил брюки, а вместе с ними — трусы и носки. Затем стащил рубашку через голову.
И вот, голые, они разделились, стояли и окидывали друг друга оценивающими взглядами, точно борцы, примеривающиеся к схватке. Затем Оснард сгреб ее в объятия, подхватил на руки, понес в спальню и опустил на кровать, где она тут же навалилась на него, обхватив его длинными крепкими бедрами.
— Да погоди ты, ради бога! — взмолился он и сбросил ее с себя.
А потом взял ее, очень медленно и бережно, используя все свое умение и опыт. Заткнуть ей рот. Привязать сорвавшуюся пушку к палубе. Заставить ее перейти в мой лагерь, какие бы ни предстояли битвы. Потому что ничего другого предложить в данный момент просто нельзя. Потому что она всегда мне нравилась. Потому что трахать жен друзей всегда так занимательно.
Луиза лежала, повернувшись к нему спиной, прикрыв голову подушкой, поджав колени к животу и прижимая к носу край простыни. В защитной позе. Она закрыла глаза и больше походила на мертвую, чем на спящую. Ей казалось, что она лежит у себя в детской, в доме на Гамбоа, что ей десять лет, шторы на окнах задернуты, ее сослали сюда замаливать грехи после того, как она исполосовала в клочья ножницами новенькую блузку Эмили, под тем предлогом, что она якобы очень уж вызывающая. Ей хотелось встать, попросить у него зубную щетку, одеться, причесаться в ванной и уйти. Но, чтоб проделать все это, необходимо было признать, что место и действие реальны, что рядом с ней в постели лежит голый Оснард. И еще тот неопровержимый факт, что надеть ей нечего, кроме тоненького красного халатика с оторванными теперь пуговицами — да и где он теперь, черт бы его побрал? — да, и еще пары туфель на плоской подошве, чтоб скрыть рост, — и что, дьявол разрази, случилось с ними? И еще у нее так страшно болела голова, просто раскалывалась от боли, что в самый раз теперь попросить, чтоб ее отвезли в больницу, с чего, наверное, и надо было начинать этот вечер, а не жрать водку и не разбивать вдребезги письменный стол Гарри. |