Но существовал и третий способ, однако Пендель предпочел о нем умолчать. Возможно, просто не осознавал, что является его рабом. Это было его ремесло. И целью его было усовершенствование людей. Их перекройка и моделирование на собственный вкус и лад, до тех пор, пока они не становились ему понятны, не занимали определенное место в созданном им внутреннем мире. Это была его пресловутая «беглость». Его умение бежать впереди событий и ждать, когда они догонят тебя. Это было умение сделать человека больше или меньше, в зависимости от того, угрожал он его существованию или, напротив, способствовал. Немножко приуменьшить Дельгадо. Возвысить Мигеля. И Гарри Пендель плясал на волнах, как пробка от бутылки. То была система выживания, которую он разработал еще в тюрьме и усовершенствовал в браке. И целью ее было как-то приспособиться к существованию в этом враждебном мире. Сделать его более сносным. Сдружиться с ним. Удалить его жгучее жало.
— Именно этим и занимается сейчас старина Мигель, — продолжил Пендель, старательно избегая взгляда Оснарда и улыбаясь присутствующим. — Устроил себе то, что я называю последней весной. Сколько на своем веку довелось перевидать таких мужчин!.. Приходит к тебе нормальный сорокадевятилетний джентльмен, хороший отец и верный муж, заказывает пару костюмов в год. Но как только перевалит за пятьдесят, является и заказывает вдруг двухцветный костюм из тонкой кожи, какой-нибудь канареечный пиджак. А жена звонит и спрашивает, не видел ли я его сегодня.
Но Оснард, несмотря на все старания Пенделя переключить его внимание, не сводил с него глаз, продолжал наблюдать и изучать. Быстрые карие лисьи глазки были по-прежнему устремлены на Пенделя, и выражение их было сравнимо с тем, какое возникает у человека, напавшего на золотую жилу и не до конца еще решившего, стоит ли разрабатывать ее в одиночку или призвать помощников.
Тут на них обрушилась лавина приветствий. Пендель был в восторге, он всех любил.
Бог ты мой, Жюль, просто счастлив вас видеть, сэр! Знакомьтесь, Энди, мой приятель — француз, приторговывает акциями, имеет проблемы со счетом.
Вот так сюрприз! Кого я вижу! Морди! — молодой торгаш из Киева, Энди. Приехал сюда с новой волной ашкенази, всегда напоминает мне дядю Бенни. — Поздоровайся с Энди, Морди!
Красивый молодой араб и его прелестная невеста, совсем еще ребенок, работает в Японском торговом центре — Салам алейкум, сэр! Мое почтение, мадам! — сшил у меня уже три костюма с дополнительной парой брюк, но я до сих пор не в силах выговорить его имени, Энди.
Педро, юный адвокат.
Фидель, молодой банкир.
Хосе-Мария, Антонио, Сальвадор, Пол, мелкие дельцы, еще сосунки, безмозглые князьки с круглыми белыми попками, иначе их называют у нас «рабибланкос». Жуликоватые мелкие торгаши, которых больше всего на свете волнует, каковы они в постели. Вот и допиваются до того, что становятся импотентами.
А далее, между рукопожатиями, приветственными хлопками по спине и всякими там «до четверга, Гарри» Пендель шепотом поведал об их отцах, сколько кто из них стоит и в каких партиях состоят их братья и сестры.
— Господи! — восхищенно пробормотал Оснард, когда они наконец остались вдвоем.
— А при чем здесь господь, а, Энди? — весело и немного агрессивно осведомился Пендель. Видно, радовался тому, что Луизы нет рядом и никто не станет корить его за богохульство.
— Да нет, Гарри. Господь тут, конечно, ни при чем. Это я о тебе.
Ресторан клуба «Юнион» со стульями из тикового дерева и серебряными приборами явно претендовал на особую изысканность, но низко нависающий потолок и яркое, как в операционных, освещение портили весь эффект, и помещение больше походило на прибежище для мелких банковских служащих на побегушках. |