ОКТАВИЯ. Боже ты мой! (Пауза.) Откуда же могла знать... И ты с ним одна?

АНАБЕЛЛА. У него нет никого.

ОКТАВИЯ. Да, да, понятно. Какое несчастье... Ты все мне расскажешь. Хочешь умыться?

АНАБЕЛЛА. Я, наверное, ужасно выгляжу?

ОКТАВИЯ. Да что ты, что ты, ванная направо.

АНАБЕЛЛА. Я... очень тебе благодарна.

ОКТАВИЯ. Да о чем ты... Ну, иди, потом поговорим.

Анабелла выходит.

Октавия разглядывает пальто Анабеллы, надевает, примеряет, снимает. Накрывает стол к чаю. Входит Бартодий.

БАРТОДИЙ. Я не нашел.

ОКТАВИЯ. Чайник поставил?

БАРТОДИЙ. Поставил.

ОКТАВИЯ. Тогда принеси настойку.

БАРТОДИЙ. Куда она пошла?

ОКТАВИЯ. Сейчас вернется. Ну, ты и отличился.

БАРТОДИЙ. Когда?

ОКТАВИЯ. Тогда.

БАРТОДИЙ. А что я такого сделал?

ОКТАВИЯ. Я как раз это и имею в виду. Ну, ладно, иди за настойкой, принеси ту, что на рябине. Только поторопись.

Бартодий выходит.

Октавия хлопочет возле стола. Входит Анабелла.

АНАБЕЛЛА. А где Бартодий?

ОКТАВИЯ. Пошел за настойкой. Я не хочу вмешиваться, понимаю, что ты приехала к нему с каким-то делом. Но если бы я могла чем-нибудь помочь... Я его лучше знаю.

АНАБЕЛЛА. Это насчет квартиры.

ОКТАВИЯ. Квартиры? Для кого?

АНАБЕЛЛА. Для Анатоля.

ОКТАВИЯ. Как же так, разве у вас нет квартиры? А Бартодий говорил...

АНАБЕЛЛА. Ту квартиру мы потеряли. Живем теперь в маленькой.

ОКТАВИЯ. И что, слишком мала?

АНАБЕЛЛА. Дело не в этом, главное - нет лифта. Мне хотелось бы вывозить его в парк, на воздух, хоть изредка. А по лестнице мне с креслом не справиться.

ОКТАВИЯ. Ну, как же без лифта. Но Бартодий-то что...

АНАБЕЛЛА. Мне говорили, у него есть связи, может, сумеет помочь.

ОКТАВИЯ. Бартодий?

АНАБЕЛЛА. Может, согласится похлопотать, поговорить с кем нужно.

ОКТАВИЯ. Поздно, моя милая, теперь он уже ничего не может.

АНАБЕЛЛА. И всех знакомых растерял?

ОКТАВИЯ. Теперь не те времена. Он давно в отставке.

АНАБЕЛЛА. А я думала...

ОКТАВИЯ. Все переменилось. Когда-то были у него возможности, это правда. Но не теперь.

АНАБЕЛЛА. Дай подумать. А пока - садись к столу.

Анабелла садится за стол.

А ведь он мне ни слова не сказал, этот мой Бартодий, о болезни Анатоля.

АНАБЕЛЛА. А как он мог знать, он же сразу уехал.

ОКТАВИЯ. Сразу?

АНАБЕЛЛА. Ну, сразу после того утра.

ОКТАВИЯ. Так он, значит, даже не соизволил поехать в больницу?

АНАБЕЛЛА. Там такая суматоха была.

ОКТАВИЯ. И ни о чем не позаботился?

АНАБЕЛЛА. Он на поезд спешил, времени оставалось очень мало.

ОКТАВИЯ. Ну, конечно, он же постоянно занят. Ни минуты времени нет.

АНАБЕЛЛА. Приехала "скорая", его положили на носилки, он без сознания был. Я думала - он перепил.

ОКТАВИЯ. Они пили?

АНАБЕЛЛА. Совсем немного.

ОКТАВИЯ. И потом не позвонил, не справился?

АНАБЕЛЛА. Кто?

ОКТАВИЯ. Ну, он, мой Бартодий?

АНАБЕЛЛА. Возможно, он и звонил, только меня редко можно было застать дома, я же все постоянно возле Анатоля. У него оказалось кровоизлияние в мозг и...

ОКТАВИЯ. Да уж, он впечатлительный.

АНАБЕЛЛА. ...Ему хотели что-то другое оперировать. В "скорой" часто ошибаются...

ОКТАВИЯ. Значит, сбежал.

АНАБЕЛЛА. ...Но в больнице его тщательно обследовали. Он и до того немного болел, но ничего такого особенного и вообще чувствовал себя нормально. Столько было энергии... Никогда бы не подумала, что такое случится.

ОКТАВИЯ. У него же нервы слабые, у этого нашего Бартодия. Уж я с ним побеседую. А с квартирой что-нибудь придумаем, дальше так не может продолжаться.