– Здравствуй, Даша, – сказала Надежда, имя девушки само всплыло в памяти.

– Это Надя, Надежда Николаевна, – Лида несколько оживилась, даже глаза чуть заблестели, – они с папой работали вместе…

– Мы с тобой когда-то на елку ходили… – улыбнулась Надежда. – У меня дочка Алена, тебя постарше…

– Не помню, – сухо сказала Даша.

«И то верно, – подумала Надежда, – не время сейчас для таких воспоминаний».

– Прошу всех пройти в зал для прощания! – раздался голос откуда-то с потолка.

Публика потекла в зал, возле дверей, как водится, случилась небольшая давка.

– Дайте дорогу! – послышался громкий мужской голос.

Слишком громкий для такого места. Надежда инстинктивно шарахнулась в сторону и оглянулась. Дорогу расчищали для вдовы, ее по-прежнему поддерживал тот самый лысоватый с животиком… как его… ах да, Иконников, заместитель. Что характерно, шумел он, а два охранника держались позади и вели себя довольно скромно. Все же похороны, народ вокруг приличный, от кого защищать-то…

Надежду оттеснили от Лиды с дочерью. Иконников, проходя мимо, задел Лиду плечом.

– Осторожнее, – прошипела Даша, придержав мать.

Вдова повернулась к ней, и Надежда даже вздрогнула, перехватив ее взгляд. Вуаль сбилась на сторону, и было видно, что Алиса смотрит на дочь своего покойного мужа с неприкрытой ненавистью.

– Однако… – тихонько произнесла Надежда Николаевна и тут же прикусила язык.

Тем временем Торопыгин вышел на середину зала, откашлялся, исподлобья оглядел присутствующих и заговорил своим привычным начальственным голосом:

– Мы сегодня прощаемся не только со своим сослуживцем и… родственником, – он бросил взгляд на молодую вдову с Иконниковым и охранниками, державшихся сплоченной группой, – мы прощаемся не только с давним другом и надежным соратником, мы прощаемся с настоящим инженером… с инженером, не побоюсь этого громкого слова, с большой буквы!

В зале повисло недоумение – Надежда была уверена, что все присутствующие, кроме них троих конечно, понятия не имеют, что такое инженер. Хоть с большой буквы, хоть с маленькой. Торопыгин, однако, ничего не заметил и продолжал свою накатанную речь, откровенно наслаждаясь собственным голосом.

– Ну, заведет теперь… – вполголоса проговорил Валя, – любит он поговорить…

– Терпи! – шикнула на него Надежда. – Похороны – это тебе не вечеринка с выпивкой! Здесь главное – соблюсти приличия. Тем более что Костя и правда был хорошим инженером…

– Да терплю я, терплю! – поморщился Валентин. – А что мне, интересно, остается?

Торопыгин тем временем продолжал:

– Помню, как на государственной приемке изделия «Шифоньер» никто не мог включить стартовый комплекс и приемка едва не сорвалась. Но покойный – я имею в виду Константина Михайловича – вспомнил аварийный протокол и сумел включить стартовый комплекс, тем самым защитив честь родного предприятия…

Надежда тяжело вздохнула: кажется, Торопыгин и правда завелся всерьез и надолго. Будет теперь вспоминать случаи из своего боевого прошлого. Впрочем, никто его не слушал. Дамы перешептывались и стреляли глазами по сторонам, мужчины разговаривали вполголоса, кто-то хихикал. Торопыгин грозно откашлялся и заговорил громче, стараясь заглушить все посторонние звуки.

И тут у кого-то совсем рядом зазвонил мобильный телефон.

«Как нехорошо, – подумала Надежда, – приличные люди в театре или на концерте телефон отключают или хотя бы ставят его на вибровызов.