|
Потолки имели высоту не меньше пятнадцати футов, а на обеих боковых стенах располагались по два арочных окна. С левой стороны открывался вид на сад с поникшими розами — лишь несколько бледно-желтых лепестков еще цеплялись к стеблям. С другой стороны была видна часть соседнего дома, очертания которого вырисовывались на фоне пасмурного неба. Слева, в глубине комнаты, за открытой дверью виднелась затененная лестница, ведущая вверх. Пол был великолепен — навощенный до блеска светлый кленовый паркет со вставками из темного дерева. Стены были оклеены обоями с зеленовато-золотым растительным узором на кремовом фоне. Посредине комнаты стояла трехстворчатая ширма высотой футов в пять — ткань в рамке из вишневого дерева. На панельках цвета старой пергаментной бумаги были изображены падающие бурые листья.
Перед ширмой стоял простой деревянный стул с невысокой спинкой и широкими подлокотниками. Уоткин, зашедший в комнату вместе со мной, закрыл дверь и сказал: — Присядьте. Моя нанимательница сейчас будет. Я прошел к стулу — шаги мои эхом разносились по комнате — и сел, как мне было сказано. Сев, я услышал, как дверь открылась и тут же закрылась. Я с нетерпением ждал встречи с заказчицей и пытался хоть немного собраться и успокоиться, чтобы при ее появлении подать себя с лучшей стороны. С этой целью я мысленно сосредоточился на цене, которую попрошу за свои услуги. Если Уоткин меня не обманул, его хозяйка была готова расстаться с сумасшедшей кучей денег. Я улыбался при мыслях об огромных суммах, которые угрями проскальзывали в мозговых извилинах; я практиковался в произнесении этих цифр шепотом, чтобы дрожащий голос не выдал меня, — ведь я прекрасно понимал, что цифры эти просто нелепы. Первая из названных сумм звучала вполне убедительно, но, когда я попробовал цифру побольше, меня испугал едва слышный шум за ширмой передо мной. — Хэлло? — сказал я. Ответа не последовало, и я уже подумал было, что этот едва слышный звук, похожий на откашливание, есть плод моего собственного сознания, сосредоточенного на ограблении при помощи искусства. Я уже собрался вновь задуматься над ценой, как звук раздался снова. — Хэлло, мистер Пьямбо, — произнес тихий женский голос. Я замер на мгновение, а потом заговорил громко, чтобы засвидетельствовать свое смущение: — Я не знал, что тут кто-то есть. — Да. Есть. — Женщина словно задумалась на мгновение, и я наклонился вперед. — Можете называть меня миссис Шарбук.
ЕДИНСТВЕННОЕ УСЛОВИЕ
Я попытался вспомнить, слышал ли я эту фамилию раньше, но ничего такого в голову не приходило. — Что ж, — сказал я, — очень рад познакомиться. — Уоткин говорит, что вы согласились написать мой портрет. — Материя ширмы слегка вибрировала при звуках ее слов. — Меня заинтересовало ваше предложение, но нужно договориться о деталях. Тут она назвала сумму, превосходившую самые смелые мои предположения. Я удержался — набрал в легкие побольше воздуха и сказал: — Это же целая прорва денег. — Да. — Не хочу показаться невежливым, миссис Шарбук, но позвольте узнать, почему мы разговариваем через эту ширму? — Потому что вы не должны меня видеть, мистер Пьямбо. — Как же я тогда вас напишу — не видя? — со смехом спросил я. — Неужели вы решили, что я предложу вам столько денег за обычный портрет? Деньги-то у меня есть, но я их не транжирю, сэр. — Простите, но я вас не понимаю. — Вы меня прекрасно понимаете, мистер Пьямбо. Вы должны написать мой портрет, не видя меня. |
