Каким то образом услышав о бесплатной еде, здесь же появились и несколько малокультурных индейцев. Эти люди были совсем нищими – ведь на данный момент уже потеряли свои земли, а прогрессивные планы правительства обходили их стороной – однако ж, будучи гордыми, те прибыли не с пустыми руками. Они принесли несколько яблок, пряча их под накидками, которые нам и предлагали все насквозь потные и в сальных пятнах, а ещё мёртвого кролика, источавшего зловонный запах мертвечины, да несколько тыкв, приготовленных умело и с любовью. Кроме этого гости вручили и ликёр с добавлением в него небольшого количества фруктов фиолетового цвета, которые приходилось жевать и выплёвывать в ковш, смешанными со слюной, а затем в подобном виде оставлять всё это бродить на какое то время. Пожилой вождь индейского племени, касик, шёл впереди вместе со своими тремя жёнами и собаками. Вдобавок его сопровождали ещё и два десятка членов племени, мужчины которого не выпускали из рук копий и, несмотря на длящиеся уже четыре века беззакония и беспорядки, сохранили свой устрашающий вид. Местные женщины были далеко не робкими и старались вести себя столь же независимо и могущественно, как и мужчины. Здесь между людьми наблюдалось равенство полов, чему с особой радостью аплодировала Нивея дель Валье. Они церемонно приветствовали нас на своём языке, называя «братом» как дона Себастьяна, так и его детей, которым говорили «добро пожаловать» и приглашали принять участие в пиршестве. Однако за людьми из племени приходилось пристально следить, потому что при малейшем проявлении невнимательности те сразу принимались за воровство. Мой свёкор утверждал, что местные жители обделены чувством собственности, ведь те привыкли жить общиной и делиться. Диего же, слыша подобное, ссылался на то, что индейцы, столь проворные до чужого добра, никому не позволяют прикасаться к собственному богатству. Опасаясь, что люди напьются, отчего опять станут неистовыми, дон Себастьян предложил касику бочку с водкой в качестве стимула, что заставил бы всех скорее уйти, потому что люди в любом случае не смогли бы открыть её на территории хозяина. Тогда индейцы сели в сторонке обширным кругом и стали есть, пить, курить из одной и той же трубки, а также вести длинные беседы, которые, впрочем, никто не слушал. Тем не менее, приглашённые предпочитали не смешиваться с жильцами из Калефý, хотя находившиеся здесь дети резвились все вместе. Этот праздник как предоставил мне возможность сфотографировать индейцев, подключив к делу свой утончённый вкус, так и подружиться с некоторыми женщинами. Общаясь с ними, я предполагала, что рано или поздно мне будет позволено навещать их в стоящем на противоположном берегу озера лагере, где все и устроились, чтобы провести это лето. Когда приходили в негодность пастбища либо же просто надоедал пейзаж, люди вырывали из земли поддерживающие навесы палки, сворачивали ткани палаток и с таким багажом отправлялись на поиски новых пристанищ. Если бы я проводила время вместе с ними, возможно, все бы и привыкли к моему присутствию и к фотоаппарату. У меня возникло желание запечатлеть на снимках местных жителей, занятых своими повседневными делами. Подобная мысль не могла не навести страх и ужас на моих свёкра и свекровь, потому что здесь так и витали разного рода волнующие кровь истории об обычаях и традициях этих племён, в которых от терпеливого труда миссионеров осталась, к сожалению, лишь видимость.

Нынешним летом бабушка Паулина не приехала меня повидать, как обещала мне то ранее.