Однако ж, я так и не понимала, что наша славная тесная дружба в какой то момент открыла дорогу большой взаимной любви. В этот вечер мы не прекращали объятия, став совершенно безвольными от дневных многочисленных тягот и от выпитого хорошего вина, напоминая собой мудрую пожилую пару, занимающуюся любовью уже раз в девятисотый, отчего напрочь утратившую способность как удивляться, так и разочаровываться. И что же для меня было в нём такого особенного? Да полагаю, что и ничего, за исключением, пожалуй, не раз повторённого с Иваном взаимного счастливого опыта, уже, надо думать, достигшего критического количества раз, необходимых для того, чтобы окончательно разрушить всю некогда выстроенную мною же оборону. Случалось и так, что при очередном оргазме, будучи в крепких объятиях своего возлюбленного, я чувствовала подступавшие к горлу всхлипывания, что как следует встряхивали меня целиком и полностью. Они повторялись ещё и ещё даже спустя какое то время и вплоть до тех пор, пока меня неизвестно куда не увлекал неудержимый след к тому моменту успевших накопиться слёз. Я плакала и плакала, увлечённая чувствами, одновременно покинутая и уверенная находясь в объятиях мужчины так, как я и сама уже не помнила; хотя подобное, несомненно, имело место в моей жизни и ранее. Где то внутри меня сломалась некая перемычка, отчего застарелая боль, точно растаявший снег, вновь вышла из берегов. Иван как не задавал мне никаких вопросов, так и не пытался утешить. Напротив, он только крепко прижал меня к своей груди и просто дал мне возможность выплакать все свои слёзы, а когда, чуть успокоившись, я сама захотела с ним объясниться, то молодой человек совершенно неожиданно закрыл мне рот долгим поцелуем. Впрочем, в это время у меня пока не имелось какого либо объяснения случившемуся, нужно было ещё таковое выдумать. И всё же теперь я знаю – ведь подобное имело место ранее и не один раз , что почувствовав себя совершенно вне опасности, укрытой и защищённой со всех сторон, я снова вернулась в собственные воспоминания о первых пяти годах своей жизни. Другими словами, я очутилась в том времени, которое моя бабушка Паулина и все остальные люди скрывали от меня под загадочным покрывалом. Первым делом, уловив разумом очередную вспышку просветления сознания, я увидела образ своего деда Тао Чьена, шепчущего моё имя на китайском языке – Лай Минг, Лай Минг, слышала я, как он без конца повторял. Хоть это и был всего лишь кратчайший миг, однако ж, ясный и светлый, точно луна. Затем я, так и не заснув, вновь пришла в сознание из за очередного и уже далеко не нового ночного кошмара, которые, сколько себя помню, никогда не оставляли меня в покое. Только теперь я поняла, что, оказывается, существует прямая связь между моим обожаемым дедом и этими демонами в чёрных пижамах. Рука, отпустившая меня во сне, это, несомненно, рука Тао Чьена. А тот, кто медленно наклоняется, это и есть сам Тао Чьен.
Отметина, неумолимо простирающаяся сразу во все стороны по брусчатке улицы, есть не что иное, как кровь Тао Чьена. Прошло чуть больше двух лет, как я официально живу вместе с Фредериком Вильямсом, однако ж с каждым разом я всё сильнее проникаюсь и дорожу своими взаимоотношениями с Иваном Радовичем, без которого уже не представлялось возможным постичь свою судьбу. Именно в этот период моей жизни снова и совершенно неожиданно появилась моя бабушка по материнской линии, Элиза Соммерс. Она вернулась такой же, какой и была, окутанная прежним сладким, с нотками ванили, ароматом – различного рода нужда или же забвение, казалось, обошли её стороной. Я узнала бабушку с первого взгляда, хотя уже прошло семнадцать лет с тех пор, как женщина была вынуждена оставить меня в доме Паулины дель Валье. За эти годы я не видела её даже на фотографии, а имя её в моём присутствии произносили крайне редко. Образ бабушки пребывал до того нечётким и вдобавок опутанным различными обстоятельствами моих смутных воспоминаний, отчего практически не изменился. Когда же она реально возникла на пороге двери нашего дома с чемоданом в руке, то мне на миг показалось, что мы распрощались только вчера, а всё случившееся за эти годы представлялось мне какой то иллюзией. |